Мы продолжили целоваться, но меня уже больше заботила бумажка: как бы протолкнуть ее в перчатку. Транспод замедлил ход и встал, и только тогда Джош отстранился. Он улыбался. Я тоже ему улыбнулась, но теперь я была в растерянности: он поцеловал меня только ради записки, или он собирался меня поцеловать, а в процессе вспомнил про записку? Но почему он раньше про нее не вспомнил? Или… Джош как будто хотел что-то сказать, но тут динамик в трансподе тренькнул и чей-то голос произнес:
– Охотничья медчасть рекомендовала Охотнице Раде быть у себя полчаса назад.
Вот зануды эти медики.
– Надо полагать, мы получили свои указания, – вздохнул Джош, когда дверь транспода открылась, выпуская меня. Я вышла. Но он поймал меня за руку. – Мы с тобой все повторим. Только сделай одолжение: устрой как-нибудь себе выходной не по причине ранений. Договорились?
– Даю слово, – заверила я его. Он выпустил мою руку, дверь закрылась, и транспод устремился прочь.
Я дотерпела до ванной и раскрыла записку только в душе. Прочитала ее прямо под струями воды, которые смывали с меня косметику. Записка была от дяди. Я узнала его почерк.
Джош тайком передает мне записки от дяди! То есть дядя доверяет ему на все сто.
«Горжусь тобой», – говорилось в записке, и у меня от удовольствия кровь прихлынула к щекам. А больше в записке ничего особенного и не было.
Две стрелы наконечниками друг к другу, а между ними фигурка человечка. Видимо, кто-то в политических кругах пытается маневрировать и вот очутился между двух огней. Потом зачеркнутое слово «стороны». Это значит, дядя не поддерживает ни одну из сторон. И это умно, но, судя по всему, также и опасно. И еще каждая сторона может использовать меня как рычаг давления. И в конце приписано: «Берегись. У Аса влиятельные друзья».
Я поморщилась и выпустила бумажку из рук. Ее мгновенно смыло водой. Мне казалось, что я сумела ответить Асу достойно. Но, похоже, нет, раз уж дядя счел нужным передать мне записку. Вероятно, у дяди все еще запутаннее, чем я сперва предположила. Я думала, что у него один недруг, который каким-то образом принуждает его молчать. А тут, оказывается, борются две партии и дядя пытается не ввязываться, а уж какова моя роль в этой истории – и вовсе загадка. Но, очевидно, какую-то роль я все-таки играю, если дядя так расстарался, чтобы предупредить меня.
И еще Джош. Из-за этого поцелуя я слегка расстроилась и растерялась. Он что, не мог передать мне записку в другое время? Возможностей у него было хоть отбавляй! Или он нарочно выждал до конца свидания? Чтобы я не дергалась весь вечер, а спокойно прочитала записку в уединении.
Хотя кто его знает.
Но поцелуй все-таки был настоящим.
То есть я так думаю.
Глава 16
Я нарадоваться не могла, что снова иду на Охоту. Мы с Марком встретились, как обычно, за завтраком, немного поболтали о пустяках, а потом он рассказал мне про наши новые угодья, где нам предстояло нести дозор.
Марк был счастлив видеть меня здоровой и готовой к подвигам.
– В этот раз мы идем в другую сторону, – сообщил он. – Там в основном клон-фермы и гидропонные теплицы. Это по ту сторону Барьера, но рядом с ним. В двух шагах от прежних угодий Карли. – Марк усмехнулся. – Тут все обзавидовались что мы с тобой уложили двух вайвернов зараз, да еще ты в одиночку разорила гнездовье кетцелей. Так что теперь многие из тех, кто ходил в дозор внутри Прайм-Барьера, захотели наружу, в Отстойник. А что: пара дней приличной Охоты – и твой рейтинг выше гор.
Я только плечами пожала:
– Больше Охотников в Отстойнике – меньше пришлецов по эту сторону Барьера. Да не ослабеет их дар и удачной им Охоты.
Мы хлопнули друг друга по ладоням и рассмеялись. А потом вооружились и отправились на службу.
Все вокруг было привычным. Мы миновали клон-фермы с маленькими загончиками – там держали скот, дающий клетки для клонирования. То есть это по моим меркам загончики маленькие. Я ведь выросла среди пастбищ без конца и края, где скотина щиплет траву под присмотром людей и пастушьих собак. Настоящих собак, не Гончих. Эти псы очень крупные, потому что они помесь с волками. Мы вылезли из транспода у опоры Барьера. И здесь разница между той и этой стороной как нигде бросалась в глаза. С нашей стороны – ровненькие ряды зданий без окон, вдалеке поблескивают на солнце стеклянные противоударные крыши теплиц. А Отстойник… Все то же унылое зрелище, как и на угодьях с вайверном. Возле этой опоры очереди не было; мы прошли, никого не встретив. Только пугливая кошка, завидев нас, дала деру.
– Когда ты в последний раз тут Охотился? – шепотом спросила я. Почему-то в этом месте хотелось шептать.
Марк покачал головой:
– Больше года назад. Понятия не имею, что нас тут ждет, но…
Я призвала Гончих. Письмена не гасли еще какое-то время после того, как Гончие явились. Верный знак, что беда где-то рядом.
– Но… – подхватила я.
– Там слишком много хорошей еды. – Марк указывал на фермы по ту сторону Барьера. – Люди от этого звереют.
– Хмм.
Оно и понятно. У меня язык не повернется осудить того, кто рвется на ту сторону за пищей для себя и своей семьи. Мы с Марком переглянулись. Гончие сгрудились вокруг нас, чтобы ощутить местность, ощупать ее всеми своими чувствами, куда более разнообразными, чем наши.
– Ну, если люди голодны… – начала я и не стала заканчивать фразу. Марк кивнул.
Мы поняли друг друга без слов: сегодня мы не только Охотимся, но и охотимся. Даже если никто из местных не покажется нам на глаза, Гончие все равно их учуют. А уж они найдут способ подсунуть дичь куда надо.
– Давай сегодня не разделяться, – предложил Марк, когда мы углубились в развалины.
Развалины, вероятно, прежде были промышленными постройками: все полезные механизмы давным-давно растащили, но между зданиями сохранились металлические приспособления для переноски грузов; старое асфальтовое покрытие тут и там бороздили рельсы.
Весь этот металл, очевидно, никому внутри Барьера не нужен. Поэтому нам и нет нужды заводить много шахт: мы еще расковыриваем кости старого мира, оставшиеся со времен Дисерея.
– Двумя руками «за», – согласилась я.
Почему-то эта часть Отстойника казалась мне более жуткой, чем все другие места, где я побывала. Здесь я чувствовала себя лилипутом. Раньше мне не попадались такие внушительные развалины: те дома были рассчитаны на человеческий рост, а эти – на гигантские машины. И люди, управлявшие этими машинами, карабкались на них, словно муравьи на службе у исполинской муравьиной матки.
Здесь я какая-то незначительная. Наверное, где-то в Пике есть такие огромные дома и машины, просто я их не видела. Мои горы гораздо выше, но там я не казалась себе крошечной. Наоборот, я была частью чего-то величественного и великолепного. А тут новые ощущения, и они мне совершенно не нравятся.
