– Завтра вечером, – ответила Синтия. – Ровно в семь. Двери открываются в шесть тридцать. Приходи пораньше, чтобы избежать массового наплыва.
Она шутит? С Синтией никогда не знаешь. Временами она, как Уинстон Черчилль говорил о России, загадка, упакованная в тайну, спрятанную в непостижимость. Но возможно, в качестве жены англиканского священника ей приходится быть такой.
Снаружи я обошла домик викария по кругу, и да, сзади стоял арендованный трехколесный морган. Леди припарковали его со стороны кухни и вошли в дом там же.
Порой судьба раздает тебе карты игры, которую ты не планировал, и остается только воспользоваться своими козырями.
Вот новая возможность более тщательно обыскать машину в месте, где леди совершенно этого не ожидают. В конце концов, церковь и ее земля – священное место, никому и в голову не придет, что здесь кто-то будет копаться в его автомобиле.
И кто знает, подумала я. Может, с тех пор как я обыскивала морган, они спрятали там какие-то улики?
Я прикинула, что леди не могут видеть меня из кухонного окна. Синтия сказала, что они сидят за столом. Их головы вряд ли находятся настолько высоко, чтобы видеть поверх подоконника. Немного практической тригонометрии в уме убедили меня, что так оно и есть. В голове у меня зажегся зеленый свет.
Все чисто.
Но как насчет студентов-теологов? Они расположились в разных местах по всей кухне, у раковины – где угодно. Но какое это имеет значение? Они видели меня на кладбище. Я для них знакомое лицо. Они не обратят внимания, что я гуляю по саду викария.
В конце концов, я просто девочка.
И с чрезвычайной уверенностью я приблизилась к машине.
Брезентовая крыша была сложена в багажник. Не оглядываясь, чтобы не вызывать подозрений, я приняла восхищенную позу перед «морганом», изображая из себя зеваку на Британском автомобильном салоне.
Я натянула край рукава на кулак и смахнула с блестящего капота несуществующую крошку, потом отступила на шаг восхититься плодами трудов своих.
Сосчитала до двадцати, но из дома викария никто не вышел.
Я в полной безопасности.
Есть техника обыска автомобилей, и я сделала все по науке.
Сначала, любуясь, обошла по кругу и остановилась сзади. Дважды присела на корточки, сначала делая вид, что уронила что-то, а потом чтобы сделать грязную работу.
Стоя на коленях, я ощупала отделение для перчаток и заглянула под сиденья.
Ничего, кроме дорожной карты, которую я тщательно осмотрела в поисках карандашных пометок, но тщетно; коробки с бумажными салфетками для лица (ничего спрятанного) и маленького медного компаса.
Я встала и потянулась, как будто мне стало скучно, и несколько секунд смотрела вдаль. Потом снова повернулась к «моргану», наклонилась и засунула руку под сложенную крышу в багажник.
Мои пальцы сразу же наткнулись на липковатый пакет: если судить на ощупь, это промасленная ткань, и довольна тяжелая.
Я вытащила его и повернулась спиной к дому. Дрожащими пальцами развернула.
Проклятье! Это набор автолюбителя: все, что нужно, от гаечных ключей и рычага для снятия колес до набора «Данлоп» для ремонта проколов, включающего резиновый клей, мел и жуткого вида шило, цель использования которого осталась мне не вполне очевидной.
Для двух леди, путешествующих в одиночестве, это, возможно, неплохое оружие, при этом не бросающееся в глаза.
Я заинтересовалась, что еще здесь может быть припрятано. Вернула набор туда, откуда взяла, засунув руку как можно глубже и дотянувшись до дальнего конца багажника.
Что-то стиснуло мое запястье железными тисками.
Гортанный голос прорычал:
– Чем ты, черт возьми, занимаешься?
Иногда в книгах пишут о людях, у которых от ужаса почки вываливаются, и теперь я могу утверждать, что это правда, хотя до сих пор считала это бабьими россказнями.
У меня заледенели внутренности. Лучше не опишешь.
Запястье крепко сжимали под сложенной брезентовой крышей и трясли, как собака трясет крысу. Как я ни дергалась, не могла освободиться.
Я была на грани того, чтобы совершить непростительную для де Люса вещь, то есть расплакаться, когда из багажника послышалось знакомое хихиканье.
Безошибочно узнаваемое хихиканье.
– Я напугала тебя, Флавия?
Внезапно мою руку отпустили, и моим первым порывом было хорошенько стукнуть ее по голове.
И в то же время я была так рада видеть идиотское лицо Ундины, ухмыляющееся мне из недр моргана, что мой порыв был тут же нейтрализован – все равно что смешать кислоту со щелочью. Что говорить? Что делать?
– Нет, ты меня не напугала, – ответила я. – Я с самого начала знала, что ты здесь. А теперь пойдем со мной. На тебя все страшно злы, включая меня. Миссис Мюллет вызвала полицию. О чем ты вообще думала!
Ундина начала выбираться из багажника, сжимая в руке увеличительное стекло, которое взяла в Букшоу.
– Это мое! – воскликнула я, увидев мощную линзу. – Ты украла его у меня из лаборатории! Я думала, что ты взяла то, что в библиотеке.
Маленькая дрянь нашла ключ от лаборатории, который я прятала в пустой дверной ручке и думала, что это очень умно.
– Чепуха, – сказала Ундина. – Стекло из лаборатории – это просто смешно. Оно недостаточно сильное для профессионала. Мне нужно было что-то с достаточным увеличением, чтобы смотреть отпечатки пальцев и волоски.
Отпечатки пальцев и волоски! Я чуть не засмеялась в голос.
– Нашла что-нибудь? – спросила я.
– Нет, – ответила Ундина, дернув большим пальцем, – но в багажнике дохлая крыса.
– Твоя? – спросила я, хотя эта тупоголовая идиотка вряд ли уловила сарказм.
– Нет. Она все время там была.
– Все время? – переспросила я. – Что ты имеешь в виду «все время»? Сколько ты здесь находилась?
– Весь день, – ответила Ундина. – Я очень терпеливый человек.
– Послушай, – сказала я ей, – я должна отвезти тебя домой. По пути мы заедем в полицейский участок и скажем констеблю Линнету, что с тобой все в порядке. А потом мы решим, как мы с тобой поступим.
– Имеешь в виду наказание? – уточнила Ундина. – Меня заставят пройти по доске?
– Посмотрим, – отозвалась я. Это все, что я могла придумать на месте, не разорвав мозг в клочья.
19
Случилось так, что нам не пришлось делать остановку в полицейском участке. Только я вырулила «Глэдис» с радостно прилипшей ко мне Ундиной с церковного кладбища, как показался констебль Линнет собственной персоной.