Он закрывает за собой дверь спальни.
– Гвен, остановись.
По крайней мере, я делаю паузу. Смотрю на него, беспокойно складывая и разворачивая рубашку.
– Ты – мишень, – говорит он и идет ко мне. – Ты не можешь ни во что ввязываться, понятия не имея, что там происходит.
– Но я не могу бросить в беде пятнадцатилетнюю девочку. Она позвонила мне. Ее мать мертва. Если б это была Ланни…
– Но это не Ланни. Она не Ланни, – напоминает Сэм и кладет руки мне на плечи. Мне мучительно хочется, чтобы он привлек меня к себе и обнял, но Сэм не делает этого. Он в буквальном смысле держит меня на расстоянии вытянутой руки. – Ты не можешь ввязываться в неприятности, происходящие в чужом городе. Ты не знаешь тамошних жителей, не знаешь, кто участвует в этой игре. И тебе вообще нет дела до того, что там творится.
– Нет, есть. – Я смотрю ему в глаза, и он моргает первым. – Сэм, я знаю, что ты просто беспокоишься за меня. Я знаю, что это рискованно, отлично знаю. Но и оставаться здесь ненамного безопаснее. Убегать, прятаться от камер… – На секунду я ощущаю прилив паники, от которого у меня перехватывает дыхание. Я снова в Луизиане, в одной комнате с камерой, с кровью, с мертвой женщиной и моим безжалостным бывшим мужем… Я на сцене в студии Хауи Хэмлина, запертая в ловушку кошмаров…
Если сейчас я снова столкнусь с видеокамерой, то сойду с ума.
– Черт бы побрал это все, – говорит Сэм. Он не злится – просто сдается. Наклонив голову, мягко прижимается лбом к моему лбу. Потом нежно целует меня, словно прошлой ночью я не разбила ему сердце. – Хорошо. Но одна ты не поедешь.
– Но дети…
– Дети едут тоже, – говорит Сэм. – Или едем мы все, или никто. – Он не говорит «мы едем всей семьей», но ощущается это именно так.
Я снова целую его, уже более страстно, и чувствую, как его ладони ползут вверх, чтобы коснуться моего лица. Он откидывает волосы с моего лба и смотрит на меня так, словно пытается запомнить навеки. Потом отступает назад.
– Я скажу детям, чтобы собирали вещи.
Поцелуй все еще горит у меня на губах, вызывая внутреннюю дрожь, и я хочу… большего. Это пугает меня. Я не ожидала, что найду нечто подобное – только не здесь, только не с ним. Но Сэм Кейд всегда оказывается не тем, чего я от него ожидаю, – каждый раз. Я хочу заровнять пропасть, разделяющую нас. Мне нужно это сделать.
Однако у меня возникает странное чувство – как будто он испытывает облегчение.
Как будто хочет удрать из Стиллхауз-Лейк так же сильно, как и я.
* * *
– Но куда мы едем? – спрашивает Коннор. Я смотрю, как он засовывает в свою сумку слишком много книг. – В какое-нибудь крутое место?
– Скорее всего, нет, сынок, – отвечаю я ему. – В городок под названием Вулфхантер.
Он на мгновение замирает, словно раздумывая. Я понимаю, что это название ему незнакомо.
– Но звучит круто.
– Не знаю. Я никогда там не была. Но это поблизости от парка Дэниэла Буна. – Национальный парк Дэниела Буна – это огромный участок густого темного леса, и одно его название уже создает определенное настроение. Коннор широко раскрывает глаза. Конечно же, мы там бывали; это одно из первых мест, куда я свозила детей после переезда.
– Мы будем жить в палатках? – спрашивает он.
– Надеюсь, что нет. Там должен быть мотель, в котором мы сможем остановиться. И надеюсь, что это всего на день или два.
Коннор колеблется, потом берет еще одну книгу. Я подавляю улыбку. Он так же ответственно относится к этому, как я – к снаряжению для самозащиты. Раздвижная дубинка, лежащая на дне моей сумки, весит примерно втрое больше любой из его книг, и это далеко не единственное, что у меня есть с собой.
– Почему мы едем? – спрашивает сын.
– Ты помнишь ту женщину, которая звонила мне на днях и просила о помощи? – Он кивает. – Ее дочь в беде.
– А сколько ей лет?
– Столько же, сколько Ланни.
– А я думал, это может быть другая девочка.
– Какая другая девочка? – спрашиваю я.
– Та, про которую говорили в том телешоу. – Коннор берет свой смартфон, что-то набирает на нем и протягивает мне. На экране я вижу фотографию прелестной чернокожей девочки, лет шести или семи; она улыбается в камеру и просто лучится очарованием. – Помнишь? Ее родители были там. Ее украли прямо из школы. Они сидели в фойе вместе с нами.
Теперь я вспоминаю: та отрешенная пара в фойе студии Хэмлина. В тот момент я едва заметила их: настолько сильно хотелось удрать, что мне не было дела до того, что кто-то еще находится там. Я просто спешила уйти оттуда.
– Ах да. – Присаживаюсь на край кровати Коннора. – Как давно ее похитили?
– Теперь уже примерно неделю назад, – отвечает он. – Наверное, она уже не вернется, верно?
Я не хочу, чтобы он знал такие вещи, – только не в его возрасте. Но с точки зрения статистики он прав: большинство похищенных детей живут не дольше нескольких часов после этого события.
– Ты не слышал, с ее родителей потребовали какой-нибудь выкуп?
Мне вспоминаются кое-какие подробности. Девочка была похищена из школы; это было хорошо организованное дело, оно прошло совершенно гладко. Не импульсивный, вынужденный акт, а заранее спланированный и устроенный. Это не значит, что девочка жива – однако ее шанс на выживание выше среднего.
Коннор с готовностью посвящает меня в курс дела. Он явно следил за событиями.
– На форумах говорят, что ее отец заплатил выкуп, но никто не знает этого наверняка. Так что, может быть, это была тайная выплата, чтобы вернуть ее домой.
– Погоди-ка, Коннор… На форумах?
Оживление его несколько угасает.
– Извини. Но я не хожу на те форумы, где говорят о моем отце, честное слово.
– Не ходи на них вообще, – говорю я ему. – И ты знаешь, что нельзя верить тому, что читаешь на «Реддите». Держись подальше от форумов, хорошо?
– Я не пишу туда, только читаю.
– Не заставляй меня вносить их в список блокировки, Коннор.
Он хмуро смотрит на меня:
– Я уже не маленький ребенок, а ты все еще не хочешь, чтобы я что-то знал.
Не хочу. Действительно не хочу. Только не о похищении детей, и уж точно не о тех глубинах ужаса, в которые подобные события ввергают людей. И не о его отце, хотя я понимаю, что Коннор уже знает об этом больше, чем мне кажется.
– Я хочу, чтобы ты знал многое. Но при этом также хочу быть уверенной, что ты готов к этому, – отвечаю совершенно искренне. – Я просто не хочу, чтобы у тебя выработался искаженный взгляд на мир. – «Как у меня, например». – Основную часть времени люди бывают хорошими. Но иногда становятся плохими. Однако, если слишком сильно полагаться на Интернет и позволять ему определять твой взгляд на мир, ты решишь, что худшие стороны в людях слишком сильны.
