Быть может, это только мои подозрения, но мне кажется, что прогнило что-то в Вулфхантере.
Я дважды перечитываю этот текст и чувствую, как мой пульс ускоряется. Возможно, блогер действительно набрел на что-то важное. Быть может, это именно то, из-за чего Марлин требовалась помощь. Не знаю, каким образом и почему ее дочь могла оказаться причастна к этому спектаклю ужасов, но у меня возникает чувство, что все это неспроста.
– Спасибо, сынок, – говорю я Коннору. – Это важные сведения.
– Знаю, – отвечает он с изрядным самодовольством. – Я же говорил тебе, что умею искать.
– Да, умеешь, – соглашаюсь я. – И отныне это будет твоей задачей, хорошо? Главный исследователь. Я хочу, чтобы завтра ты нашел, не постили ли еще где-нибудь что-нибудь об этих двух женщинах. Завтра, не сегодня. Не сиди допоздна. Обещаешь?
– Обещаю, – говорит он. – Можно мне позаимствовать у Ланни ноутбук?
– Об этом надо спрашивать у Ланни, – отвечает моя дочь, не убирая капюшон с лица. – Я сижу рядом с тобой, олух.
– Хорошо, – сразу же соглашается Коннор и поворачивается к ней: – Можно мне будет завтра позаимствовать твой ноутбук?
– Нет.
– Мам?
– Это ноутбук твоей сестры, – отвечаю я. – Если она не хочет помогать в поисках пропавших девушек, которые, возможно, попали в беду, это ее дело.
Это заставляет Ланни резко выпрямиться, откинуть капюшон назад и сердито зыркнуть на меня:
– Мам, это нечестно!
– Когда вы оба работаете вместе, у вас многое может получиться. Всегда получалось, – говорю. – Завтра я собираюсь отправиться в полицейский участок. Сэм останется с вами. Я знаю, что ему будет легче, если вы двое в течение дня не будете ссориться.
– Мы и не ссоримся, – отвечает Ланни. – Обычно.
– И будете работать вместе.
Оба делают вид, что недовольны этим, однако я знаю, что это не так. Ланни закатывает глаза. Коннор вздыхает.
Я знаю, что они не упустят шанс сделать для меня что-нибудь полезное.
Сэм выходит из офиса, идет обратно к внедорожнику и перегоняет машину на парковку. Свет фар упирается прямиком в две двери: номера шесть и пять.
– Ладно, – говорит Сэм и протягивает Ланни ключи. Прогресс в Вулфхантере еще не дорос до электронных ключей-карточек; это просто обычный ключ, к которому прикреплена пластиковая бирка с номером. – Ланни назначается хранительницей ключа. Потеряешь его – и вы оба будете выплачивать штраф за утерю. Поняли?
– Не потеряем, – говорит Коннор. – А почему ключ должен быть у нее?
– Я старше, – поясняет Ланни и берет ключ.
– Мы займем номер шесть, так что вам…
– Остается номер пять, – говорит Коннор. – Завтрак будет в восемь, да?
– А разве нам не придется охотиться на свой завтрак в лесу? – Ланни вздыхает. – Добывать белку или что-нибудь еще?
– В полумиле отсюда есть «Макдоналдс». Но если ты предпочитаешь беличий окорочок…
– Фу, нет! Сэм, ну ты скажешь тоже!
Мы убеждаемся, что дети разместились в комнате и заперлись изнутри, потом входим в соседний номер. Здесь действительно есть межкомнатная дверь; я удостоверяюсь, что она открывается, и с облегчением вздыхаю. По крайней мере, с другой стороны двери возражений не следует.
– Две кровати, – говорит Сэм. – Романтика еще жива.
Обстановка комнаты совершенно незнакомая, и все же она сильно напоминает мне о том номере, который мы снимали вдвоем несколько месяцев назад, после побега Мэлвина из тюрьмы, до того как все закончилось в зеленом аду заброшенного особняка. Этот номер чистый, аккуратный, очень просто обставленный. Я ставлю спортивную сумку рядом со своей сумочкой. Сэм швыряет свою торбу на кровать, расстегивает ее и достает умывальный набор. Я сажусь в единственное – и очень жесткое – кресло, приютившееся в углу под кондиционером, из которого сочится слегка прохладный воздух.
– Ты хочешь, чтобы я спросила? – стараюсь говорить тихо и спокойно. – Если не хочешь, я не буду.
Он замирает и пристально смотрит на чехол с умывальными принадлежностями, который держит в руках.
– О чем?
– Боже, Сэм, ты серьезно? – Я приглушаю голос. Мои дети прямо за дверью, и я определенно не хочу, чтобы они услышали что-то из того, что будет сказано. – Ты совершенно точно знаешь, о чем речь.
– Да, – угрюмо отвечает он.
– И что?
– И то, что я хотел бы, чтобы ты спросила. Но не хочу.
Я встаю, забираю у него из рук кожаный чехол и кладу на кровать. Потом касаюсь руками щек Сэма. Щетина колет мне ладони. Между нами нет ни дюйма расстояния.
– Что он написал в ее дневнике? – Я клялась, что никогда больше не захочу ничего узнавать о Мэлвине Ройяле, особенно теперь, когда он мертв и похоронен в безымянной казенной могиле, но Сэму нужно выпустить это наружу, словно гной из раны. Мне известно имя человека, который мог отослать эту бомбу замедленного действия, и мы положим конец дальнейшим посмертным рассылкам Мэлвина.
Сэм заключает меня в объятия, словно пытаясь защитить от того, что будет сказано дальше.
– Он поведал мне всю историю, – говорит он. – О том, как похитил ее. О том, как она сопротивлялась. Как он… как долго она…
Во рту у меня пересыхает. Мэлвин словно знал, каким образом, даже будучи мертвым, он сможет причинить нам больше всего боли. Как сможет уничтожить нас.
– Остановись, – говорю я Сэму и поворачиваю голову, прижимаясь губами к нежной коже под самым его ухом. – Сэм, именно этого он и хотел. Я говорила тебе, что один из детективов, допрашивавших его, покончил с собой полгода спустя? Вот насколько ядовитым был Мэлвин – это все равно что вдыхать отравляющий газ. Нельзя впускать это внутрь, Сэм, просто нельзя. Все, что он написал, могло быть просто его больной, безумной фантазией. Нам неоткуда это знать. И незачем. И я всей душой хотела бы, чтобы ты никогда этого не прочел.
Чувствую, как Сэм втягивает воздух – словно хватается за спасательный круг.
– Я должен был прочесть, – говорит он. – Все, что там сказано, кажется правдой, Гвен. Если она действительно испытывала такую боль… я не знаю, что с этим делать. Он мертв. Я не знаю, куда слить эту… тошноту.
Я плакала, когда во время суда надо мной медэксперт зачитывал результаты исследования тела каждой из жертв Мэлвина. Я заставляла себя слушать, знать, как они страдали от рук человека, который сидел за моим кухонным столом, спал в моей постели и был отцом моих горячо любимых детей. Я заставляла себя выдержать это – как пришлось выдержать их родным. Я уже знаю, что произошло с Кэлли, и даже сухого клинического отчета оказалось более чем достаточно. Я никогда не слышала этого в хищном, эмоциональном пересказе Мэлвина. Он наверняка смаковал подробности, тщательно подбирал каждое слово.
