Я не хочу причинить ей боль, когда говорю:
– Мне жаль тебя, Миранда. Мне тебя очень жаль. – Но, судя по резкому, свистящему вдоху на другом конце, это ее задевает. Сильно. – Пожалуйста, остановись. Я прошу тебя – пожалуйста. Если между нами когда-нибудь были какие-то чувства, пожалуйста, не делай этого.
– Я разговариваю с тобой лишь потому, что между нами действительно были эти чувства, – отвечает она. – Даю тебе единственный шанс. Ты заслуживаешь большего. Даже если не будешь мне помогать – просто уйди от этой женщины. Или, клянусь, ты дорого заплатишь за это. Очень дорого.
Я вспоминаю, как Гвен плакала в моих объятиях. Как просыпалась от кошмаров, о которых не могла рассказывать. Как защищала своих детей, несмотря на грозящую ей самой опасность. И как спасала меня. Гвен не идеальна – по любым меркам. Но она куда более настоящая, живая и человечная, чем Миранда, чья злоба – единственное, что заставляет ее разбитое сердце стучать.
– Хорошо, ты можешь считать, что дала мне шанс, если это позволит тебе крепче спать по ночам, – говорю я. – И если ты явишься ко мне, можешь попробовать взыскать свою долбаную высокую цену.
Я обрываю звонок. Вероятно, это злит ее; Миранда не против ругательств, но только тогда, когда ругается она. К тому же она нарцисс – терпеть не может, когда ее игнорируют. Всю свою жизнь прожила в золотой коробочке, укутанная ватой, с ней обращались бережно, точно с хрупким сокровищем; и когда на нее обрушилась реальность, она сумела лишь поверить в то, что ее боль, ее потеря тяжелее и важнее, чем чьи-либо еще. И это не изменится никогда.
В прошлом я испытывал к ней что-то. Не нежность. Не любовь. Просто общее заблуждение, которое выражалось в жестокости, почти более интимной, чем любовь.
Миранда Тайдуэлл вернулась. И я знаю, что она не уйдет. И все, что я построил, все, что я люблю, вот-вот рухнет у меня на глазах.
– Сэм?
Я поднимаю взгляд. В дверях нашей с Гвен комнаты стоит Ланни.
В руке она держит телефон. Поворачивает экран ко мне, и я вижу на нем открытый звонок. Она протягивает телефон мне.
Я подношу его к уху, и голос Миранды произносит:
– Ты действительно считал, что это будет так легко?
Я знаю, что Ланни увидела, как я вздрогнул. Быстро поворачиваюсь к ней спиной и говорю:
– Ты только что позвонила на телефон ребенка, чтобы сказать это… Что ж, я понял, поверь. Какого черта тебе нужно? Чего ты добиваешься?
– У меня есть все ваши номера, – заявляет она. – Может быть, мне лучше позвонить Джине, или же ты предпочтешь вылезти из укрытия и поговорить со мной лицом к лицу?
Она упорно называет Гвен только по старому имени. Я с трудом сглатываю. Меня трясет, я чувствую это.
– Ты где?
– Снаружи, на парковке перед вашим мотелем, – говорит Миранда. – Во взятом напрокат «Бьюике». Определенно не мой стиль, но, понимаешь, тут трудно арендовать «Лексус».
Черт, черт, черт! Она отследила наши телефоны. Конечно, она это сделала: в последнее время мы слишком небрежно относились к их смене. А если она заполучила наши номера, то отследить наше местоположение ей было раз плюнуть. Нортон не так уж далеко, а мы застряли в этом мотеле, словно сидячие мишени.
– Я мог бы потребовать твоего ареста за преследования, – говорю я.
– Правда? – Она смеется полубезумным смехом. – И ты собираешься объяснить полиции, что именно нас связывает? Может быть, заодно сознаешься во всех незаконных вещах, которые делал, пока был со мной? Насколько я помню, в их число входит и преследование.
Я оглядываюсь через плечо. Ланни все еще здесь; она хмурится, пытаясь расслышать разговор. Подхожу и закрываю дверь, пытаясь как-то разрулить происходящее.
– Уезжай, – говорю я Миранде.
– Нет. Ты не просто подвел меня, Сэм. Ты предал свою мертвую сестру, мою мертвую дочь и всех этих остальных мертвых девушек тоже. Вот какой ты подлец. И какой ты презренный трус. Выходи и встреться со мной.
Я подхожу к двери, ведущей на парковку. Касаюсь дверной ручки. Она теплая, словно кровь. Ее так легко повернуть… Заставляю себя остановиться и, все еще держась за эту клятую ручку, сгибаюсь и тяжело дышу, сопротивляясь желанию выйти туда, разбить окно в ее машине, сделать отбивную из этого поганого прокатного «Бьюика». Если не из женщины, сидящей в нем.
Потому что именно этого она хочет. Стычки, которая даст ей то, чем она сумеет воспользоваться.
– Сэм? – Я едва слышу ее сквозь звон в ушах. Господи… Она знает, на какие мои кнопки нажать. Она научилась этому за те годы, пока мы вместе лелеяли нашу боль, вскармливая ее ненавистью, спиртным и кровью из постоянно растравляемых ран. Она помнит это. – Чем дольше ты ждешь, тем хуже вам всем придется, понял?
Выпрямляюсь и открываю дверь. Да, вот она, Миранда, сидит за рулем синего «Бьюика» с включенным мотором. Она права, эта машина слишком проста по ее меркам, даже для поездки в глушь. Волосы Миранды уложены в безупречную прическу, макияж идеален. Я видел ее растерзанной, в отчаянии и слезах, рыдающей и кричащей. Но сейчас это та Миранда, которую видит публика. Миранда богатая, признанная многими и гордая этим.
Я не выхожу. Она сидит в машине. Мы смотрим друг на друга в течение долгих-долгих секунд, и между нами дрожит завеса горячего воздуха. А потом я подношу телефон к уху и говорю:
– С меня хватит.
Закрываю дверь и кладу трубку. Потом прислоняюсь спиной к деревянной двери и сползаю по ней на пол; так и сижу, словно живой щит между ней и детьми, потому что первым делом она придет за мной – должна. Я не знаю, чего жду. Выстрела через дверь, быть может. Я знаю, она на это способна.
Но я слышу лишь, как мотор «Бьюика» меняет частоту. Машина сдает назад.
А потом я слышу, как она уезжает прочь.
Ланни встревоженно стучит в межкомнатную дверь:
– Сэм! Сэм, ты в порядке?
Я встаю и открываю ей, потом протягиваю ее телефон обратно и говорю:
– Заблокируй этот номер. И сделай то же самое на телефоне Коннора, ладно? Я не хочу, чтобы вы разговаривали с ней.
– Кто она? – Ланни смотрит на меня настороженно, и я не могу сказать, что виню ее за это. Наверное, я выгляжу совсем не тем человеком, который выслушивал историю ее расставания. – Она… она же не…
– Прежняя любовница? – заканчиваю я за нее, потому что она, естественно, клонит к этому. Ланни кивает. – Нет. Просто кое-кто… кое-кто, с кем я когда-то работал.
– Но ты говорил с ней так сердито!..
– Да, эта работа закончилась плохо.
Не то чтобы она вообще закончилась. Миранда права в одном: рано или поздно мне придется встретиться с ней лицом к лицу.
И рано или поздно мне придется рассказать Гвен то, что я до сих пор скрываю от нее, – пока Миранда не рассказала это за меня.
