Сукины дети пытались выбить это из Майка. Тот ничего не сказал – не то чтобы он вообще знал, где искать девочку. Миранда заговорила, но солгала. Сделала единственное, что, как она думала, могло помочь ей выбраться отсюда живой: послала их за мной в надежде, что я найду способ остановить их. И я не виню ее за это.
Я виню их.
– Дайте угадаю, – начинаю я. – Вы – изначальные похитители, верно? Настоящая банда, которая украла девочку из школы.
Чем дольше я веду разговоры, тем сильнее они расслабятся. Мне нужно, чтобы они потеряли бдительность.
«Крепкий Орех», как я назвал его про себя, слегка кривит губы. Отвращение? Веселье? Не могу разобрать.
– С чего ты это взял?
– Вы хорошо организованы. Вы явно знаете, что делаете, – объясняю я. – Каким же образом вы потеряли девочку?
– Не знаю точно, – отвечает он. – Джи-пи-эс той машины пропал на подходах к этому поганому городишку.
– Может быть, водитель отключил его и увез девочку сам?
– Я хорошо знаю своих людей.
В мгновение ока нож оказывается у моего горла. Я инстинктивно пытаюсь отпрянуть назад, но еще две пары рук хватают меня за плечи и удерживают на месте. Выражение лица Крепкого Ореха не меняется. Не изменится оно, скорее всего, и тогда, когда он перережет мне глотку. А он это сделает. Он только что признался мне в совершении преступления федерального уровня, не говоря уже о похищении агента ФБР, сидящего напротив меня. Никто из нас троих не уйдет отсюда живым. Где-то в глубине моего разума поднимается страх, но я не могу позволить ему управлять мной. Паника здесь не поможет.
– А теперь говори, – командует он, – кто забрал Элли Уайт? Где ее держат?
Я не испытываю никакого желания что-либо говорить ему, но, поскольку у меня есть некоторые догадки о том, где может быть девочка, означает, что я могу разыграть эту карту. Карта, конечно, не козырная, но я должен попытаться.
– Примерно неделю назад здесь случилось столкновение двух машин, – говорю я ему. – Но окраине города, в темноте. Оба водителя погибли. Если хочешь, чтобы я сказал больше, отпусти женщину. Пусть твой человек отвезет ее в больницу.
Секунду он смотрит на меня, потом кивает:
– Ладно. – Что-то не так; я чувствую это, как неожиданный жар на коже. – Договорились.
Крепкий Орех убирает нож от моего горла, вкладывает в ножны, висящие у него на поясе, и тем же самым плавным движением вынимает пистолет из кобуры на другом боку. Полуавтоматический. Но это всё, что я успеваю заметить, когда он отворачивается от меня, наводит ствол и стреляет.
Стреляет Миранде Тайдуэлл в голову.
Это смертельный выстрел. Она смотрит на меня, не на него, – она боится моей смерти. И не успевает заметить собственную смерть; я вижу, что в последний миг ее глаза выражают тревогу. Тревогу за меня.
Пуля оставляет маленькое круглое отверстие у нее во лбу. Предлобная кора, ее способность к обучению – разрушена. Гиппокамп вместе с ее воспоминаниями – разрушен. Осколки костей вместе с пулей проходят через мягкие ткани, перемалывая ее мозг. Высокоскоростная пуля, наподобие этой, на пути своего прохождения оставляет поврежденный участок в десять раз больше своего диаметра.
Я слышу выстрел, пока вся эта бесполезная информация проносится в моем собственном мозгу, но к этому моменту Миранда уже мертва. Ее тело обмякает. Глаза становятся невыразительными, словно пустой стакан. Пули не видно, и единственные видимые повреждения – крошечный кружок с неровными краями и струйка крови.
Ее тело заваливается на спинку дивана. Теперь это просто пустая оболочка.
Майк неистово дергается в наручниках.
На меня обрушивается шоковая волна ужаса, и я кричу. Это вопль боли и ярости, который я не могу удержать, как не могут удержать меня те двое сзади. В момент выстрела они дернулись от неожиданности, и сейчас я кидаюсь на человека, который убил Миранду, ударяю его головой в грудь и толкаю на кирпичи, разбросанные вокруг камина. Он налетает спиной о каминную стенку, его голова задевает выступающий кирпич и ломает его. Крепкий Орех, слегка оглушенный этим ударом, поднимает пистолет и пытается выстрелить, но я приподнимаюсь и плечом бью его по вооруженной руке. Когда он нажимает на спуск, выстрел проходит мимо меня, в другой конец комнаты. Я слышу, как кричит один из его людей. Они были у меня за спиной, и Крепкий Орех случайно подстрелил одного из своих.
Я не знаю, что делает Майк, и у меня нет времени смотреть. Пригибаю голову и изо всех сил отталкиваюсь ногами; я намного ниже Ореха, и мой твердый черепной свод впечатывается ему в подбородок. Сила соударения прошивает все мое тело, словно я оказался в поезде, сошедшем с рельсов, но ему приходится куда хуже. От этого удара мозг сотрясается в его черепе, словно желе в банке. Он вырубается, я чувствую, как подламываются его колени.
Когда он падает, я чувствую, что один из его людей бросается на меня со спины. «Я не могу умереть здесь». Это была бы чертовски горькая ирония, ведь Гвен подумала бы… нет, решила бы, что в конечном итоге я предпочел ей Миранду. Поэтому я резко отшатываюсь назад, на него. Это безрассудно. Но и эффективно. Он кричит. Мы оба падаем на пол, и мне везет: почти вся сила удара достается ему, а для меня его тело срабатывает как подушка. Он извивается и пытается сбросить меня; кончики моих пальцев нащупывают пистолет, который все еще зажат у него в руке. Я хватаю своего противника за запястье и с силой выкручиваю по направлению к нему. Слышу, как в его кисти что-то ломается, он испускает крик боли, инстинктивно нажимает на спуск, и пуля входит ему в бок.
В глазах у меня проясняется, и я вижу, что Крепкий Орех лежит без сознания, но пистолет валяется рядом с ним. Тот, кто только что всадил пулю сам в себя, – Хипстер. Его невысокий напарник прислонился к стене, хватая воздух ртом; половина его рубашки пропитана красным. Не знаю, куда его ранило, но рана явно тяжелая. Майк скатился с дивана и уже стоит на ногах, хотя пошатывается и капает кровью. Я едва успеваю отметить все это, прежде чем Хипстер судорожным рывком скидывает меня, и я падаю на бок.
Он так и не выпустил свой пистолет.
Майк с размаху бьет ногой. Его ботинок ударяет Хипстера по боковой части головы, заставляя ее дернуться в сторону – удар не смертельный, однако определенно заставляющий противника забыть о своих намерениях. Когда он откатывается и неверным движением пытается встать, я тоже пинаю его – по раненому боку.
Он падает обратно и сворачивается в позу зародыша. Я подцепляю носком ботинка его пистолет и отправляю под диван, потом возвращаюсь к Ореху и проделываю то же самое с его пистолетом. Майк без единого слова выбивает ствол у третьего. В этом нет особой необходимости: тот уже потерял сознание и сполз по стене в сидячее положение, оставив за собой красную широкую полосу.
У нас есть секунда на то, чтобы перевести дыхание. Майк садится на пол и, несмотря на свое массивное сложение, ловко проводит скованные руки под своими ягодицами, коленями и ступнями. Потом выпрямляется, держа руки уже перед собой. Он обыскивает карманы наших противников. Ключи от наручников у Хипстера, и Майк отпирает мои оковы, потом я освобождаю его.
