– Бабушка, значит? – буркнул я, чувствуя невидимое присутствие этой долбанной старушенции в роли третейского судьи где-то между нами. Кто ей давал право лезть к нам и советовать?! Возомнила себя «Большим Братом»? Поздно. Тянет только на «Большую-Бабку-С-Усами». И я рассердился: значит, эту старушенцию, появившуюся из ниоткуда, Катя слушает, а мне условия ставит? Да они за одно! И я процедил: – Может, третье твоё обязательное условие и бабушку твою любить и в ножки кланяться?
– Зачем ты так?! – вскрикнула Катя.
– Видишь, ты сама кричишь, – заметил я. Хотел усмехнуться, не получилось.
Катя обиженно отвернулась и встала у кресла, оперлась о спинку.
– Катя!
Ноль реакции. Я подошёл, присмотрелся. Нет, плечи не вздрагивают. Просто надулась. Стало ещё обиднее: я так её искал, а она… Хотел коснуться спины, волос, но я убрал руку. Забрал из спальни свою рубашку, набросил её на себя. Подхватил пиджак и, молча, направился к выходу. Не к балкону, – мне теперь пофиг, пусть хватают, пусть хоть в полицию сдают.
Протянул пальцы к ручке двери. Замер. За спиной воцарилась мёртвая тишина. Кажется, Катерина даже не дышала, только пульс колотился в моих висках. Или это её сердце так стучало?! И пахли эти чёртовы розы, подаренные каким-то удодом. В голове сверкнула мысль: «Да что же ты делаешь, идиот!» И правда: ЧТО Я ДЕЛАЮ?! Я же не хочу уходить от неё!
Я развернулся на сто восемьдесят градусов и пошёл к скорбной фигуре моей Ромашки, унылой настолько, что вот-вот начнут осыпаться лепестки. Катя наверняка услышала мои шаги, но так и не шелохнулась. Я взял её за плечи. Развернул. И поцеловал.
А потом сказал, глядя в её бесконечные, влажные глаза:
– Я уважаю тебя. Уважал и буду уважать. Я не могу обещать, что никогда не повышу голос. Это будет не правдой. Я могу пообещать только то, что обманывать тебя я не буду! Потому что для меня неуважение – это обман. И уважая тебя, я говорю: я буду стараться прикручивать громкость. На максимум возможного. Но если сорвусь, то сорвусь. Да, потом буду чувствовать себя виноватым, потому что временами я идиот…
– Ты не идиот, – прошептала моя Ромашка и вцепилась в мою руку холодными пальцами. – И никогда им не был. Не верь никому.
Я почувствовал, что ещё немного, и сам расплачусь, потому что вдруг возникло в груди что-то такое, что словами не передать. Будто не моё и моё одновременно. Сладкое и горькое, неудобно большое. Я закусил губу, помолчал секунду и произнёс:
– А про Маруську…
И тут из Катиных глаз ручьями потекли слёзы.
– Я не хочу заставлять тебя, Андрюша… Просто мне больно, – сказала она, извиняясь.
И стало больно мне. Вспомнилось всё, что я и так знал: про её одинокое детство, про умершего ребёнка, про диагноз «бесплодие» и про то, с какой любовью она всегда относилась к моей Маруське. Теперь нашей? И меня осенило: я просто защищать их должен, обеих, что тут непонятного? От всяких гадов и злопыхателей, и даже иногда от себя. И сейчас я именно этим и занимаюсь.
Я прижал Катю к себе так сильно, как только мог. Коснулся губами пушистой макушки. А потом произнёс не из головы, а будто из сердца:
– Мне тоже больно! Я всё понял. Мы будем семьёй, самой лучшей семьёй из трёх человек! Со всеми нашими тараканами! Это я тоже тебе обещаю!
– Но я буду совершать ошибки, я ничего не понимаю в детях…
– Они те ещё манипуляторы. Я расскажу… Я сам ходил на занятия к детскому психологу, чтобы понять что к чему. До сих пор похаживаю…
– Да?!
– Да. А я буду орать… иногда…
– А я – обижаться…
– Можешь ещё громко спеть в ответ, чтоб мне неповадно было.
– Тогда придётся часто покупать бокалы.
– Закупим оптом. Главное, мы будем вместе, понимаешь? Вместе! Всегда! – воскликнул я шёпотом. – Потому что любим!
– Да… – наконец, улыбнулась Катя, она зашевелилась, как отогревшаяся с мороза птичка в руках. – Любим.
И моё сердце ожило, словно она им управляла – своей улыбкой и своими слезами. Эдакий пульт дистанционного управления. Жаль, мне не найти к ней инструкций, как к новым смартфонам. Женщина – это интуитивно непонятное устройство, от которого впадаешь в зависимость, если вдруг совпадаешь по не вполне определённым параметрам. Сначала кажется, что дело в сексе, а потом выясняется, что контакты в сердце идут, там же и замыкают. Тебя шарахает разрядом, и постепенно ты к нему привыкаешь. И называется эта аномалия «любовь». Не разобраться никогда. Впрочем, буду пробовать…
– Как я хочу, чтоб ты чаще улыбалась! – сказал я Ромашке и поцеловал в нос.
– Как маленькую, – хихикнула она.
– Ты и есть маленькая, – подмигнул я.
– Я на год старше.
– Никому не говори, не поверят.
Она шмыгнула носом. Я вытер ей слёзы. И вновь от ощущения всего её женского, плавного, мягкого, полного нежности тела, погорячел и возбудился. Тпруу, – сказал сам себе, а Кате добавил весело, словно мы только что не устраивали вселенские разборки:
– А теперь давай жениться.
– Прямо сейчас? – удивилась Ромашка. – Ведь ночь на дворе!
– Ночь. Но я знаю место, где венчают круглые сутки. Не так уж далеко отсюда. В соседнем городке Сигнахи. Чудесное нововведение, я считаю. Не надо ждать трёх месяцев, платить взятки или ехать в Лас-Вегас. Грех не воспользоваться.
– Как же мы доберёмся туда? – моргнула она. – Ты без машины.
– Положись на меня, – ответил я. – Главное, больше не откладывать ни секунды! Через двадцать минут транспорт будет подан к воротам. Будь готова.
– Мы сбегаем? – ахнула Катя.
– Я тебя похищаю.
– Ого! – её лицо осветилось заговорщическим задором, смешанным с робостью и изумлением. – А как же бабушка?
– С ней потом решим, – заверил я. – Пора уже придать нашим отношениям официальный статус. Пусть и тайком, как твои любимые Ромео и Джульетта. Согласна?
– Да, – выдохнула Катя. – Но как выйти, ведь заперто?
– У меня есть план. Твоя роль – через двадцать минут быть у дверей этой крепости. А я тут организую небольшой шумок, но такой, что про тебя и не вспомнят. Доверься мне!
– Доверяюсь, – расцвела Катя.
Я поцеловал её и полез на балкон.
24
Хотелось прыгать и бегать кругами. Меня похищают?! Мой рассудительный, оксфордского роду и племени царевич влез на балкон и хочет тайком жениться?! Это же безумство! Боже, Боже! Да я даже в лучших сценариях себе такого представить не могла! Чтобы он это сделал ради меня! Чтобы он… он… Он самый лучший! Мой герой! И не лгать обещал! И кричать потише!
Я не удержалась и подпрыгнула от радости, перевернула корзинку, розовые розы обиженно коснулись головками ковра. Я их вернула в вертикальное положение и, выбравшись из цветочного плена, закружилась по просторной части гостиной, расставив руки. Полы пеньюара во все стороны. Пилон бы сюда, я б ещё не так раскрутилась!
