27
Осталось дождаться подмоги, но ждать было чертовски трудно. Раздирало желание идти, бежать, искать. Всё нутро иссохло и скукожилось. Но пешком глупо.
Кто?! – хотелось орать на весь лес, чтобы аж до Тбилиси было слышно. – Кто посмел?!
А главное – до чёртиков раздирал страх, что ей навредят. Моей… Ромашке…
Убью. Кто бы это ни был, если хоть пальцем.
Меня окатило холодом от мысли, что её обидят.
Она же такая… беззащитная.
Я не находил себе места, один посреди ночи на трассе между Мцрели и Сигнахи. Точнее с собратом по разуму – вместе с бараном. Это развязанный придурок блеял, жался к моей ноге. Оставлял шерстинки на брюках, как линяющий персидский кот, и отчаянно вонял. Иногда кучерявый дремал. Потом просыпался и снова испуганно говорил «Меее», цокал копытцами по асфальту за мной, даром только папой не окрестил.
Я стоял, ходил, сидел. Меня бросало из гнева в ужас. Из беспокойства в возмущение. А надо было соображать. Надо было попытаться найти этот центр спокойствия внутри урагана, в котором получилось бы подумать.
Я снова достал из кармана телефон. Набрал отца.
– Андрей? – удивлённо бухнул он. – Ты на часы смотрел?! Или случилось что…
– Случилось, – ответил я, стиснув зубы, чтобы держать себя в руках. – Катю похитили.
– Чёрт! – отец замолчал, потом начал бурчать, как заводящийся мотор. – Я говорил, что нечего тебе делать в Грузии! И ей тоже. Зачем поехали? Ну не женились бы, просто жили в Ростове…
– Отец! – перебил его я. – Ты вообще себя слышишь?
– А что? Ещё давай, скажи, что я не прав! – он закряхтел, сказал тише: – Сейчас, я на кухню выйду. Надю и так разбудил, а ей завтра близнецов в поликлинику рано…
Я усмехнулся.
– Клёвые у тебя двойные стандарты, папа!
– Не дерзи!
– И не думал. Мне некогда, – ответил я, отпихивая от себя барана, который таки и норовил уткнуться мне мордой в штаны. Замёрз, что ли? – У меня есть к тебя два вопроса. Первый: телефон Алико Кавсадзе.
– Скину. Что ж ты сам у своей девушки не спросил? – усмехнулся отец.
– У жены, папа, у жены! – со злым нажимом ответил я.
– Когда вы успели пожениться?!
– Гражданский брак никто не отменял.
– И никто его за брак не считает.
– Я считаю. Этого достаточно. Вопрос второй: почему ты внезапно стал так резко против нашей с Катей свадьбы?
– Я всё тебе сказал: мало у тебя девиц было? И брак твой скороспелый с Ланой? Все нервы тебе вытрепала и нам за одно. Тебе не достаточно? Ты Катерину разве хорошо узнал, чтобы жизнь с ней навсегда связывать?!
– Ровно настолько, чтобы любить.
– Да она схватилась за тебя, как за круг спасательный. Просто одинокая и всё! Сирота всегда привязывается с полуоборота…
– Забавно. То она была бедной и одинокой, нам не по рангу. Теперь с большой богатой грузинской семьёй, а ты ещё больше против! Что-то не сходится. Хотя стоп, – вдруг осенило меня и от догадки стало дурно, – а ты не думаешь, что… чёрт… офигеть!
– Что ты там придумал? – возмутился родитель.
– Я вижу только одну причину, почему ты можешь быть против, – выдохнул я. – Ты считаешь, что она мне… сестра? – аж в горле запершило от последнего слова.
– Совсем сбрендил?! Какая ещё сестра! Она Гошкина дочка!
– Ты-то откуда знаешь? Ты ДНК тест не делал.
– Делал, – выдавил из себя отец.
Меня снова бросило в жар:
– То есть ты и с мамой, и с Катиной матерью тоже? Епта, вот это свободные нравы! А ещё говорят: в Советском Союзе секса не было. Что было-то? В матрёшку играли?…
– Андрей! – завопил отец. – Чтоб я не слышал такого! Никогда больше! За кого ты меня принимаешь?! Или ты пьян?!
– Очень трезв, очень. Как никогда, – кивнул я барану в лунном свете. И тот, будто дрессированный, покивал мне рогами в ответ. Едрить, да это не баран в засаде, это целая аллегория моей жизни! – Если ты не спал с матерью Катерины, зачем было тебе проверять ДНК?
– Я не для себя проверял, а для Алико Вахтанговны, бабушки Катерины.
– Вот как!
– Она попросила, могу ли я помочь проверить его как-нибудь тайно, – язвительно ответил отец, – «чтобы девочку не травмировать». Вот и проверил.
– И как же ты это провернул?
– Профилактический медосмотр объявил. Все сотрудники офиса проходили из «Жирафа», и анализы сдавали.
– А с другой стороны генетический материал откуда взял?
– Родственник Алико Вахтанговны привозил. У неё с давлением проблемы, сейчас летать нельзя. А Уго я знаю ещё со студенческих времен. Он к Гоше приезжал из Киева.
– Уго? – переспросил я, пытаясь вспомнить, где я только что слышал это имя. Буквально сегодня… – И что выяснилось?
– Катерина – близкий родственник Алико Вахтанговны.
– Ясно. Теперь объясни мне, плиз, доступно, а то я тут, знаешь ли, много с баранами общаюсь, боюсь, заразился остротой ума… Так объясни, по-чему ты против дочери твоего ПОГИБШЕГО ЛУЧШЕГО друга? В моём уме это не укладывается.
Отец молчал, пыхтел, наконец, выдал:
– Я не против неё. Я «за» тебя! И Машу.
– И как это мешает одно другому?
И отец вдруг взбесился, словно где-то на кнопку «Ярость вкл.» нажали. Зарычал, чуть ли слюна из телефона не брызгала:
– А ты не видишь, как?! Ты в Грузии, Маша в Сочи. Работа тут. Всё стоит. Катерину похитили! И это ещё цветочки! Там такие деньги, которые ни мне, ни тебе не снились! Там криминал! И да, я знал, что он там есть, и что Алико Вахтанговна – не мать Тереза, святостью не пахнет! Кавсадзе – это клан. А она прёт против клана, против своих же! Всё гребёт под себя и особо не делится! А на Кавказе таких дел не прощают!!!
В ушах дребезжало, я немного отвёл трубку от них. Когда ор прекратился, снова заговорил.
– Успокойся, отец, успокойся, – снизил тон я, вспомнив про его гипертонию и почему-то вдруг про уважение к старшим, да ещё и Кате обещал. – Я тебя слушаю. Только давай ты успокоишься, ладно?
На том конце связи снова началось пыхтение.
– Ты же мог меня предупредить, правда? – продолжил я. – Я бы более чётко воспринимал всю картину.
– Ты мой сын, и я за тебя беспокоюсь. А Катерина… неплохая девушка. Но она всё равно тебе не пара.
Снова захотелось возразить да покруче, ввернуть что-нибудь острое, как местная аджика, но речь не шла о соревнованиях: «кто кого переорёт», мне нужно было выяснить все детали по максимуму. Надоело вслепую натыкаться на предметы, традиции и чёрт знает что! Я вспомнил о принципе маленьких уступок в переговорах, которые позволяют потом сорвать большой куш. Самое время для таких.
