Теперь открывалась Мстиславу прямая дорога в стольный град. Но Давидович был где-то недалеко, и война, по сути, ещё только начиналась.
Рати разместились внутри и около крепостных стен. Семьюнко ночевал в гриднице, находящейся прямо внутри крепостной стены. Помещение было большое и тёплое, топилась по-чёрному печь, отчего было дымно. На полатях, а кто и прямо на полу, разместились ратники-галичане. Семьюнко расположился внизу. Подложил под себя кожух, устроился кое-как, вытянул ноги поближе к печи. В гридне стоял терпкий спёртый запах мужского пота. Не спалось, хотя и устал отрок после долгой скачки и мороза. Лежал с закрытыми глазами, слушал храп спящих ратников, а видел перед собой лукаво улыбающуюся Оксану. Колдунья она, что ли? Приворожила его к себе, не иначе. Вот так подумать, баба как баба. Ну, богата, так и что. Ну, красна собой. Но ведь и старше его, вон морщинки тонкие окрест глаз. Зато глаза какие?! Синие, как море. В детстве побывал Семьюнко с отцом и братом на Чермном море, в Херсонесе — греческой колонии в Тавриде. Отец правил какие-то купецкие дела, а их взял поглядеть на тёплый южный город. И вот как наяву видит Семьюнко море, бескрайние просторы под безоблачными небесами, и цвет воды такой же синий и яркий, как два Оксаниных озера.
Он долго ворочался, но всё же в конце концов забылся чутким беспокойным сном.
Утром ратник от Мстислава передал Семьюнке повеление быть у князя на совете.
Собрались в покоях посадника Прокопия, Мстислав нервно вышагивал из угла в угол, говорил резко, отрывисто:
— Давидович идёт от Василёва по дороге Киевской. С ним половцы — двадцать тысяч воинов. Такожде — берендеи с торками. Говорите, что мыслите? Как нам быть?
Поднялся дорогобужский князь Владимир Андреевич.
— Биться надо. Заступим им путь.
С ним заспорили. Старый знакомец Семьюнки, боярин Нестор Бориславич, так покуда и не вернувшийся в Киев из Владимира, посоветовал иное:
— Надо в Белгороде остаться. Поганые — они к осаде непривычны. А своих у Давидовича немного.
— А берендеи нетвёрды суть, — добавил вынырнувший откуда-то из дальних рядов невесть как тут очутившийся Дорогил. — Перекупить их можно.
При виде старого недруга по спине Семьюнки пробежали мурашки. Вспомнил он, как жёг ему Дорогил пятки в лагере под Перемышлем. Видно, заметил его тоже и узнал Мстиславов вуй. С неприятным изумлением уставился он на сидящего среди галичан Красную Лисицу. Скривилось от злости лицо Дорогила, показалось Семьюнке даже, что слышит он скрежет его зубов.
— Перекупить? — Мстислав остановился, круто повернулся на каблуках. — Ну а вы что скажете? — обратился он к галичанам.
За всех ответил Коснятин Серославич.
— Мы полагаем, прав боярин Нестор. Половцы хороши в чистом поле, в сшибке конной. На приступ города, столь добро укреплённого, средь них идти мало охотников сыщется. И о берендеях верно сказано. Сторону отца твоего всегда они держали.
— Твоё слово, брат, — выслушав галичан, обратился Мстислав к младшему брату, Ярославу Луцкому.
Луцкий князь, очень похожий лицом на старшего брата, только более тонкий в плечах и светловолосый, видно, ходил целиком в Мстиславовой воле. Только и ответил он:
— Я, как ты порешишь. Рядом с тобою завсегда буду.
— Что ж, — Мстислав опёрся руками о крытый цветастой скатертью стол. — Полагаю, выходить из Белгорода покуда нам неполезно. Подойдут вороги, ответим. С берендеями и торками порешим, как быти.
Опытный полководец, Мстислав принял разумные советы бояр и воевод. Понимал он, что воинское счастье зыбко и переменчиво, тем паче когда русские люди воюют с такими же русскими. Позже он вызвал к себе на беседу Нестора Бориславича и наказал ему выехать тайно в Киев. Крепко рассчитывал волынский князь на то, что откачнёт от Давидовича киевское боярство.
...Отряд степняков выскочил из ближайшего леса, вихрем пролетел по заснеженному полю перед городом, обрушил ливень стрел на заборол. Семьюнко едва успел пригнуться и укрыться за зубцом. Рядом с глухим стоном, широко раскинув руки, упал вниз со стены молодой белгородский ратник. Калёная стрела поразила его в грудь, насквозь пробив кольчугу. В другие места стены, видно было, тоже стреляли. Были первые убитые и раненые. Затем всё стихло. Семьюнко выглянул из-за зубца. Внизу, под холмом собирались рати. Вот реют в воздухе бунчуки Башкордовых половцев, вон берендеи разбили стан на берегу Ирпеня, а вон знамёна Изяслава видны, вон вдали, у леса раскинули его дружинники шатры и вежи. Вскоре запела в лагере осаждавших труба, зашевелились они, пошли на штурм. Появились приставные лестницы, пороки, камнемёты. И снова запели стрелы.
Защитники крепости лили сверху на врагов пахучий смоляной вар
[248], который готовили во дворе крепости в огромных чанах, разливали в вёдра и подавали на стену. Длинными баграми они отталкивали вниз лестницы, которые вместе с нападавшими падали в ров и на земляной вал, ломаясь, убивая и калеча находящихся внизу воинов. Плотной стеной, со щитами в руках, все в булатных доспехах, стояли на забороле плечом к плечу галичане и владимирцы, лучане и белгородцы.
Первый натиск был отражён. Рассыпались вокруг крепости Изяславовы ратники, крепко обложили Белгород со всех сторон, стали жечь на равнине перед крепостью костры.
Ночь Семьюнко провёл в дозоре. Смотрел, как проезжают за валом сторожа из берендеев, слышал, как степняки что-то громко кричат, переругиваются па своём языке.
«Ведь ненавидят они друг дружку, берендеи и половцы. А идут вместе на нас. Расколоть бы их, одних на свою сторону привлечь, чтоб вторых же и побили», — размышлял Семьюнко.
Под утро он едва не задремал. Кто-то сзади вдруг резко ударил его в плечо. В свете факела увидел перед собой отрок Дорогила.
— Вот ты где, Лисица Красная?! В дозоре, стало быть, стоишь! — прохрипел Мстиславов вуй.
— Ну, стою. Тебе-то что? Чай, не ворогами мы друг другу сюда пришли.
— Не ворогами... покуда тако, — нехотя согласился Дорогил. — Вот что. Мне чрез стену перебраться надоть. Князь посылает к берендеям. Помнишь, на совете баили. До рассвета нать туда-сюда слазить. Подмогни. Вот верёвка, обвяжем её окрест зубца, я и спущусь по ней. Вон, поглянь. Внизу, под нами огни горят. То князья берендейские. Сожидают уже от князя Мстислава вестника.
Вроде убедительно говорил Дорогил. Семьюнко подозвал нескольких дозорных галичан, вместе они помогли Дорогилу привязать к зубцу стены толстую и длинную верёвку, по которой опытный сакмагон быстро и ловко спустился вниз. Семьюнко видел, как он осторожно прополз вдоль земляного вала и скрылся в темноте.
Прошло, может, час или два, и Дорогил опять объявился на забороле. Он тяжело дышал, попросил воды, с трудом удержал в дрожащих дланях оловянную кружку.
