— И что? — Баурджин незаметно подмигнул своим. — Они тут совсем недалеко?
— Да за углом, на постоялом дворе.
— Только там, или ещё и в других местах есть? — дотошно уточнил князь.
— Да везде! — лепёшечник рассмеялся. — В каждой корчме имеются, не свои, так с улицы приходят.
— Ай-ай-ай, — грустно покачал головой Баурджин. — Безобразие! Как есть безобразие. Ху, напомни-ка мне, как придём, чтоб не забыл вызвать на завтра смотрителя рынка. Много вопросов появилось у меня к этому господину.
— Так как с девочками? — напомнил лепёшечник.
Князь улыбнулся:
— А никак пока, передумали. Ты вот что, лучше нам ещё пива принеси.
— С большим удовольствием, господа. Только вот насчёт девок вы зря отказались.
— Ла-а-адно!
Ху Мэньцзань отсчитал парню деньги — медные, с квадратною дырочкой, монетки — цяни. Лепёшечник, подмигнув, покинул медяхи вверх и, ловко поймав, сунул за пояс. Отошёл, прихватив кружки.
Оставив воинов дожидаться пива. Баурджин в сопровождении десятника Ху прошёлся вдоль ближайших рядков, где продавали всякую всячину — разноцветные шёлковые ленточки, стеклянные бусы, дешёвые — бронзовые и медные — браслетики, каких-то глиняных божков с хрустальными глазами, небольшие шёлковые полотнища с наспех намалёванными иероглифами — пожеланиями удачи и счастья.
Нойон с любопытством взял одно из полотнищ, усмехнулся — грубая, грубая работа... Как вдруг внимание его привлекли раздавшиеся позади крики. Баурджин тут же обернулся — позади, шагах, наверное, в десяти, громко крича, дрались, валясь в пыли, мальчишки, подзадориваемые быстро собирающейся толпою зрителей.
— Дай, дай ему!
— А ты лягни, лягни!
— За ухо его кусай, за ухо!
— Ставлю три цяня, что вон тот, лохматый, победит!
— Конечно, победит. Это ж наш, с рынка.
— Так и тот наш — лепёшечник!
— Видать, не поделили парни что-то.
— Дай ему, дай!
— Куси за ухо!
Естественно, в драку никто не вмешивался, до тех пор, пока Баурджин не распознал в одном из парней лепёшечника, только что посланного за пивом. А, распознав, обернулся к десятнику:
— Ху, разберись!
Десятник кивнул воинам.
А что произошло дальше, даже опытный Баурджин не смог бы точно сказать! Вот только что была драка, толпа, и вдруг... Воины действовали умело и быстро — не говоря грубого слова, улыбаясь, оттеснили могучими плечами одного, другого, третьего... Оп! Что-то почувствовав, тот, что напал на лепёшечника резко вскочил на ноги, осмотрелся и, швырнув деньги в пыль, бросился бежать.
— Догнать? — тихо осведомился Ху.
Баурджин немного подумал и махнул рукой:
— Не стоит. Кажется, я знаю этого парня... Что с деньгами?
— Сейчас...
Отойдя, десятник ухватил за плечо хнычущего лепёшечника:
— Деньги?
— Да целы-ы-ы-ы, — мальчишка размазывал по лицу слёзы и сопли. Пожаловался. — Он, гад, видать, давно за мной следил.
— И что же это за гад такой? — негромко поинтересовался Баурджин. — Ты его знаешь?
— Да знаю, — мальчишка, наконец, утёр сопли. — Кижи-Чинай это. Давненько его не видать было, да вот объявился — на медяхи польстился, чучело, видать, вконец обеднел.
— Кижи-Чинай, — усмехнулся князь. — Вот и свиделись... Значит, ты здесь, парень.
— Выловить? — дождавшись, когда лепёшечник отправился, наконец, за пивом, осведомился десятник.
Нойон покачал головой:
— Пока нет. Но узнать, где он обретается — стоит. Только по-тихому. Сможете?
— Конечно! Сейчас лепёшечника спросим.
Лепёшечник ничего толкового и не рассказал! Знал только, что «ядовитейший гад» Кижи-Чинай раньше по мелочи промышлял на рынке, потом куда-то исчез и вот опять появился. А где живёт, на кого работает — то было парню неведомо.
— Ладно, — отпустив мальчишку, князь махнул рукой. — Понадобиться Кижи-Чинай — достанем.
— А что, может понадобиться? — тихо переспросил Ху Мэньцзань.
— Пока не знаю, — Баурджин пожал плечами и рассмеялся. — А пиво здесь, действительно, вкусное.
Когда наместник вернулся во дворец — в хорошем настроении и словно бы даже отдохнувший — управитель дворца Чу Янь ждал его с бумажными кипами в руках.
— Рассуждения кандидатов в секретари, господин наместник, — важно пояснил он. — Я сказал, что мы пошлём к победителю вестника.
— Правильно сделал, — похвалил Баурджин и, забрав бумажные листы, удалился в свои покои.
— Велите подавать обед, господин? — опомнился, побежал следом Чу Янь.
— Нет, я не голоден. Вечером будем обедать, Чу Янь!
— Понял, господин, — мажордом поклонился. — Вечером.
За окнами дворца плавилось солнце. Было тепло, даже жарко, хотя дымоходы-лежанки — каны — оставались холодными, это осенний денёк выдался погожим и тёплым. Так бы и всегда. Развалившись на ложе, Баурджин взял листок наугад:
— «Мо-цзы — есть Мо-Цзы. И верно будет замечено, что все наши милости происходят от милостей великого государя. Государь, поистине, оказывает своему народу великие милости и дело народа — с благоговением принимать их. Что же касается милостей иных, то...»
И вот всё — в таком духе. Анализ — даже не анализ, а тупо зазубренный текст анализа — какой-то старинной классической книги, ни одного конкретного ответа, ни знаний законов, ни умения оперировать с цифрами... Ясно! Манерный барчук в белом — в своём классовом репертуаре. Не конкретные знания, а зубрёжка и — временами довольно грубая — лесть.
С раздражением отбросив листок в сторону, Баурджин вытащил другой. Вчитался...
— Чтение и анализ классических книг есть несомненное благо, но ещё большим благом будет являться применение их к обычным делам государства, ну, а сели такое применение невозможно, следует воспользоваться логикой, рассуждениями и здравым смыслом. Так, например, древние рассуждали — что есть первопричина Вселенной? Что первично, Инь или Ян? Их рассуждения можно продолжить и дальше, если, к примеру, мы будем говорить о военачальниках и войне, о правителе и народе. Верно утверждение: раз существуют войны, есть и военачальники. Но, причина не всегда причина, а следствие — не всегда следствие. Иногда они могут меняться местами, и тогда будет верным следующие утверждение: раз есть военачальники, будут и войны. Если не будет войн — не будет и военачальников, если не будет военачальников — не будет и войн.
Нойон только головой покачал — ну до чего изощрённая демагогия! Хотя, конечно, интересно, что и сказать. Посмеявшись, снова начал читать — а дальше пошли уже более конкретные вещи, некоторые из них Баурджин просматривал тезисно.
