— Да уж, — кивнул Баурджин. — Неприятная штука эти самые болезни. Я бы даже сказал — смертельная.
Князь покинул вдову в задумчивости — как-то не вязались её слова о «несчастных мальчиках» с «голодранцами». Похоже, ей не очень-то и приятно кормить весь этот нищий сброд. Чего ж тогда кормит? Вероятно, какой-нибудь обет! Или обязательство, данное покойному мужу. В таком случае, следует признать, Турчинай исполняет его свято.
Ввиду отсутствия времени — слишком уж много неотложных дел навалилось в последнее время — князь вернувшись во дворец ещё засветло. Чу Янь с Фанем, важно расхаживая по приёмной зале, собирали листки с расставленных рядами столов — Баурджин чуть было не подумал — парт.
— А мы уже провели конкурс на должность смотрителя загородных дорог! — приветствовав Баурджина поклоном, похвастал Фань. — Завтра утром проверим, и уже будет ясно, кто победил.
— И кого мы только ни допустили к этому конкурсу, господин! — покачав головой, посетовал мажордом. — Можно сказать — всякого! Как вы и велели, господин князь.
— И это хорошо, что всякого! — оживлённо произнёс секретарь. — Так мы, несомненно, выберем самого умного, знающего и компетентного.
— Так-то оно так, — продолжал ворчать Чу Янь. — Да только сможет ли этот «умный и компетентный» хорошо управлять людьми?
— Конечно, сможет! — секретарь обиженно насупился. — Ведь в заданиях были вопросы и по управлению. Я ж сам составлял!
— Ладно, ладно, спорщики, — урезонил обоих нойон. — Завтра поглядим на вашего избранника.
Фань хлопнул ресницами:
— Осмелюсь напомнить, господин. Не на нашего избранника, а на избранника истины!
— Ай, как хорошо сказал! — насмешливо-одобрительно прищёлкнул языком наместник. — Что, на сегодня уже всё закончили?
— Всё, господин.
Князь махнул рукой:
— Тогда свободны до завтра. Да, этого ворюгу-дорожника, Дакай Ши, не забыли арестовать?
— Дакай Ши дожидается суда в тюрьме, господин наместник! — браво отрапортовал Фань.
— А...
— У его недвижимого имущества выставлено судебное охранение. Не беспокойтесь, господин, вор и казнокрад не избегнет возмездия.
— Вот то-то и хорошо, что не избегнет, — задумчиво протянул Баурджин. — И пусть все тотчас же об этом узнают! В первую очередь, я имею в виду чиновников, а потом уж всех остальных.
— Доброй ночи, господин!
— Доброй ночи, Чу Янь. Доброй ночи, Фань. Кстати, ты не забыл? Завтра мы с тобой отправляемся смотреть выставку!
— Нет, не забыл, господин наместник! — просиял секретарь.
А старый мажордом Чу Янь спрятал улыбку:
— Я распоряжусь насчёт почётного сопровождения, господин!
Нойон поморщился:
— А что, без сопровождения никак нельзя?
— Просто невозможно, мой господин! — Чу Янь приложил руки к сердцу и низко поклонился наместнику.
Просто так, из чистого интереса, просмотрев пару конкурсных работ, Баурджин уже собрался идти в опочивальню, как вдруг в кабинет, испросив разрешения, заглянул секретарь.
— Фань? — удивился нойон. — Ты ещё не ушёл?
— Нет, господин наместник. Хочу доложить... я не мог при посторонних...
— Ну-ну? Что там у тебя?
— За мной целый день ходили двое! Рожи смуглые, узкоглазые, разбойничьи. Вы сказали, докладывать обо всех подозрительных, господин.
— Смуглые, говоришь, — Баурджин усмехнулся. — Молодец, что доложил. Я разберусь. Всё у тебя?
— Ещё кое-что... — юноша замялся. — Тут вот... несколько человек, из числа весьма уважаемых городских обывателей, хотят устроить в городе тангутские школы...
— Тангутские школы? — почесал бородку князь. — А какие же они сейчас?
— По образцу Южной империи, господин.
— Но Ицзин-Ай — город тангутов, значит, и школы в нём должны быть тангусткие! — Баурджин решительно взмахнул рукою. — Пусть будут! Пусть учат тангутскому языку, литературе, истории... Но не забывают и о математике, юриспруденции, географии и прочих науках. Найдутся учителя?
— О, да, господин наместник! — секретарь поклонился настолько глубоко, как никогда прежде не кланялся. — Весьма влиятельные люди будут вам очень благодарны, государь!
Государь? Баурджин прикрыл глаза. Вот и Фань назвал его государем, а не временщиком-наместником. Если так и дальше пойдёт — скоро можно будет перевозить семью. Интересно, как там дела у Чингисхана? Назначил ли он своим наследником Угедея? Если назначил — ничего лучше и не придумаешь, если же нет... Тогда всё зависит от того — кто этим наследником будет.
— Влиятельные люди будут мне благодарны? — удивлённо переспросил нойон. — За что? За тангутские школы? А что, раньше таковых не было?
Секретарь снова поклонился:
— Все школы устраивались по классическим образцам, господин... Могу я спросить? — карие глаза секретаря блеснули и быстро погасли — Фань поспешно опустил веки.
— Спроси, попробуй, — милостиво кивнул князь.
— Вы... тангут, господин наместник?
Баурджин расхохотался:
— Наверное, я тебя огорчу, но — нет. Я из рода найманов.
— Найманские князья часто находили прибежище у нас, — удовлетворённо кивнул Фань. — Сказать честно, я полагал, что монгольский ставленник.
Секретарь вдруг замолк, словно бы опомнился.
— Что ты хотел сказать? — поднял глаза Баурджин.
— Так, ничего... С вашего разрешения, я пойду, пожалуй?
Наместник пожал плечами:
— Иди. Я ведь тебя не держу.
— Прощайте, государь, — юноша поклонился. — Доброй вам ночи.
— И тебе того же.
Странный он парень, этот Фань. После ухода секретаря Баурджин в задумчивости прошёлся по кабинету. Из-за каких-то школ переживает, волнуется... и, кажется, ему совсем не по душе кочевники-монголы. А вот он, Баурджин-нойон, наместник Великого монгольского хана — по душе! Как говорят учёнейшие шэньши — прямо парадокс какой-то!
Покачав головой, князь позвал часового:
— Кто начальник смены?
— Десятник Ху Мэньцзань, господин наместник!
— А ну-ка покличь его! А заодно — пусть позовут начальника моей монгольской стражи.
Пригласив обоих, Баурджин поменял охранявших секретаря воинов — монголов на местных.
— Это не в обиду, — успокоил он Керачу-джэвэ. — Просто твои люди слишком уж примелькались. Потом, через десять дней, снова поменяетесь.
— Но сегодня уже не успеть, князь!
— А я не приказываю сегодня. Завтра!
