Ввухх!
Отлетел в противоположные кусты второй.
А третий вытащил нож!
— Ну, зачем же так-то? — нарочно зевнув — тем самым выказав полнейшее презрение — Баурджин посмотрел как бы сквозь врага. Такой взгляд помогает уловить малейшее движение врага. И князь уловил.
Когда гопник с криком выбросил вперёд кулак с зажатым ножом, Баурджин ловко уклонился и, перехватив руку врага, тихонько дёрнул... так, самую малость. Лишь помогая уже начатому движении. Что-то хрустнуло. Отлетел куда-то далеко нож. И дикий вопль ужаса и боли разорвал ночь!
— А-а-ай, у-у-уй! Руку сломали-и-и-и...
— А ну заткнись, — присев на корточки, коротко посоветовал князь. — Не то ещё получишь.
Всё произошло, наверное, в течение пары минут, а может, и того меньше.
— А что теперь? — Сиань Цо с искренним восхищением посмотрела на князя.
— Теперь? — тот ухмыльнулся и обернулся к нахалам. — Вот что, парни. Я вижу, вы не угомонились? Тогда, уж извините, придётся переломать вам ноги.
Он произнёс эту фразу тихо и буднично, так, что гопники — двое, явно имеющие намерения отомстить, озадаченно переглянулись.
А князь, дабы рассеять все их сомнения, встав в стойку журавля — одна приподнята, прижата к другой, правая рука — над головой, левая — прикрывает сердце — выдохнув, нанёс серию резких ударов в воздух. Потом холодно улыбнулся и посоветовал:
— Бегите, парни! Или — пеняйте на себя. Считаю до трёх; раз, два...
Гопники поспешно бросились прочь. Последним бежал тот, что рискнул выхватить против князя нож. Бежал, придерживая сломанную руку и громко стеная.
— Князь, ещё один! — криком предупредила Сиань. — Вон там, сзади.
Баурджин обернулся и принял боевую стойку...
Из-за деревьев, размахивая над головой увесистой кривой корягой, с воплями выскочил... давешний лупоглазый парень. Выскочил и, увидев нойона и девушку, остановился, удивлённо моргая:
— Ой. Кажется, тут кому-то нужна была помощь?
Глава 10
О ПОЛЬЗЕ СТИХОВ
Весна 1217 г. Ицзин-Ай
Но пусть я — слабая свеча,
Что дарит людям свет;
Есть польза от её луча,
А в звёздах проку нет.
Вэнь И-До. Поэт
(пёр. Л. Черкасского)
— Вот что, господин Фань Чюляй, придётся тебе помочь нам, — князь обвёл пристальным взглядом изящную фигуру секретаря в новом, голубовато-зелёном весеннем платье.
— Что я должен сделать? — поднял глаза Фань.
— Всё то, что ты делал тогда, когда выстрелил арбалет, — Баурджин усмехнулся. — Точнее сказать — всё то, что ты начинал делать.
— Я могу напомнить, господин Фань, — поднялся с кресла судебный чиновник Инь Шаньзей. — Вы тогда занимались несколькими чиновниками и — попутно — частным заданием господина наместника по поводу давно умершего мужа некой женщины.
— Я помню, господин Инь, — секретарь мягко улыбнулся. — И никогда ничего не забываю.
Нойон в душе восхитился — ну не человек — робот! Никогда ничего не забывает! Хвастает? Нет, отнюдь. Так и есть — всё, абсолютно всё, помнит!
Подойдя к секретарю, Баурджин положил руку ему на плечо:
— Это хорошо, что ты всё помнишь. Тогда — делай.
— Сегодня же отправлюсь в архив... Ой! Он ведь сгорел! Хотя не весь... И вот ещё можно поговорить с его старыми служащими — может, они уже восстановили сгоревшие документы, или так, на словах чего-нибудь скажут.
— Правильно рассуждаешь, Фань!
Князь уселся на дальний кан — холодный, словно лёд, хотя все остальные были тёплыми — ближе к ночи слуги всё ж таки протапливали печи.
Конечно, жалко было подставлять парня — ловить, что называется, на живца, но ничего не поделаешь. Наряду с другими приёмами следствия, пусть будет и этот — комплексный подход, как говаривал Баурджин.
— Так я пошёл, господин наместник? — тонкие губы секретаря тронула еле заметная улыбка, и князь на миг — только на миг — вдруг почувствовал колючие уколы совести. Совсем ведь ещё мальчик. Сколько ему лет? Кажется, шестнадцать? Ещё почти детское, матовобледное лицо с тонкими чертами, карие блестящие глаза, чёрные волосы, стянутые тонким серебряным обручем — этот ведь он. Фань, подражая наместнику, вызвал к жизни подобную моду.
Нет, уже не мальчик — вполне взрослый человек, полностью осознающий свои дела и поступки, в эти времена взрослели быстро.
— Иди, — вздохнув, коротко кивнул князь. — Смотри, будь осторожен, Фань.
— Буду.
Повернувшись, юноша вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Баурджин знал, что вот сейчас, тотчас же, едва секретарь отъедет в своей дорогущей коляске, как тут же следом за ним, по пятам, двинуться лучшие воины Ху Мэньцзиня — с недавних пор, кстати, уже сотника — и Керачу-джэвэ. А ещё — и люди Инь Шаньзея, опытнейшие люди — Чжан и его напарники.
— А как тот парень, которому ты поручил доследовать архивный пожар? — вспомнил вдруг Баурджин.
— Жэнь? — следователь усмехнулся. — Скоро собирается явиться с докладом. А что он там делает, я даже и не спрашивал — хорошо хоть чем-то занят и не путается под ногами у других.
— Что, настолько туп?
— Не знаю даже, — пожал плечами чиновник. — Не туп, а, скорее, недотёпист. Да он недавно у нас, кто знает, может, со временем из него и выйдет толк? Но покуда, что ему ни поручали, все проваливал. Думаю, что и с пожаром будет точно так же...
— Да ведь знаешь сам — нам лишь бы архивных людишек успокоить, — засмеялся князь. — Дескать, просили новое расследование — вот, получайте. Всё для людей! Что с мздоимцами-казнокрадами? Ну, из того списка?
— Сидят в тюрьме по вашему указанию в ожидании суда, — следователь вдруг нахмурился и, исподлобья взглянув на нойона, спросил:
— Можно высказать своё мнение?
— Не можно — а нужно! — на полном серьёзе кивнул Баурджин. — Говори, Инь.
— Я полагаю, мы взяли слишком многих, — негромко произнёс Инь Шаньзей. — В принципе, любого чиновника можно сажать за мздоимство. Вот и мы и посадили самых нахальных.
— Так это же хорошо, нет?
Следователь усмехнулся:
— Так всё городское управление скоро встанет. Все арестованные, конечно, воры... Но большинство из них опытные и знающие управленцы — а других у нас нет.
— Н-да-а, задачка, — князь задумался. — Что ж теперь с ними со всеми делать — отпускать обратно?
— А видно придётся так и поступить, господин наместник. Больше-то что?
— Что? — Баурджин с усмешкой вскинул брови, и молвил, прямо, как сантехник или какой-нибудь истинный диссидент, защитник Даниэля и Синявского. — Всю систему надо менять, вот что! И мы поменяем. А начнём, знаешь, с чего?
