В следующий раз я увидел его через неделю. Пока он сосал грудь, Джой подняла его курточку, чтобы показать шрам с левой стороны грудной клетки. Хирурги распилили ребра ребенка, остановили работу легких и с ювелирной точностью перевязали проток.
«Шумов больше нет, – сказала Джой. – Теперь уже нельзя почувствовать, как его сердце колотится в груди. Он стал лучше есть. Кто бы знал, что крошечная ниточка, завязанная в нужном месте, может так все изменить?»
Через три месяца Коннор вернулся к пятидесятой процентили, а рентген показал, что сердце снова стало нормальных размеров. Темпы его роста были поразительными: спустя год по весу он опять вернулся к девяностой процентили. «Сейчас у Коннора сердце в полной норме, – говорилось в последнем письме перед его выпиской из клиники. – В будущем ему нет необходимости следовать каким-либо мерам предосторожности».
Шум, типичный для открытого артериального протока, был впервые описан более ста лет назад доктором Джорджем Гибсоном, который работал всего в сотне метров от моей клиники в Эдинбурге. Будучи врачом Королевского лазарета, Гибсон описал характерную «вибрацию», которая чувствуется в груди, когда кровь проходит через проток. Турбулентность в артерии приводит к тому, что ее внутренний слой грубеет, подобно тому как течение подмывает берега реки. Этот грубый слой становится плодородной почвой для бактерий, которые там живут и растут.
Еще несколько десятилетий назад дети с открытым артериальным протоком часто умирали в результате инфекций или отказа перегруженного сердца.
До 1938 года детям приходилось жить (а чаще умирать) с открытым протоком, но в тот год в Бостонской детской больнице была проведена первая успешная операция по его закрытию. Хирурга звали Роберт Гросс, и его достижение еще более поразительно потому, что ему приходилось смотреть лишь одним глазом. Он практиковал мельчайшие стереоскопические движения, которыми чинят наручные часы. Закрытие артериального протока было настолько рискованным, что Гросс провел операцию тайно, когда его начальник уехал в отпуск. До него это сделать пытались всего два хирурга: первый вскрыл грудную клетку, но не увидел никакого открытого протока (до изобретения УЗИ неверный диагноз был распространенным явлением), а для второго операция оказалась непосильной с технической точки зрения (ребенок вскоре умер). «Ребенок, живущий с открытым артериальным протоком, имеет неопределенное будущее, – писал Гросс. – Подобно Дамоклу, он не знает, когда его погубит опасность, постоянно его подстерегающая».
Первым пациентом Гросса был болезненный ребенок, с трудом доживший до семи лет. В описании своей хирургической инновации, опубликованном в «Анналах хирургии», он говорит про слабую меланхоличную девочку: «Она часто стояла на одном месте, выглядела напуганной и прикладывала руку к сердцу. Когда ее спрашивали, в чем дело, она шептала, что «там что-то не то». Она не могла играть с другими детьми, а ее мать часто сообщала о страшном жужжащем звуке из глубины ее грудной клетки».
Гросс был уверен, что эта большая проблема имеет простое техническое решение. Сперва он отправился в прозекторскую, где работал с трупами, чтобы найти лучшее место для вскрытия грудной клетки и доступа к протоку.
Затем он проделывал эту процедуру на множестве собак под анестезией, пока не удостоверился в том, что хорошо научился рассекать пульсирующую дугу аорты отдельно от легочных артерий. Для этого требовались «предельная осторожность и терпение». Он говорил: «При таком маленьком расстоянии между магистральными сосудами… пространство играет важнейшую роль».
Существовал риск повреждения трех нервов: первый обеспечивает дыхание, второй координирует пищеварение и скорость пульса, а третий необходим для работы гортани. Одно неверное движение скальпелем могло привести к тому, что пациентка бы задохнулась или навсегда осталась немой. «Я потратил целый час, чтобы обнаружить, высвободить и проследить этот нерв, но время было потрачено не зря, – писал он о гортанном нерве. – Как только он стал хорошо виден, операция сразу стала безопаснее и пошла увереннее».
После тщательного удаления фиброзной ткани вокруг артериального протока Гросс предлагал сдавить проток на несколько минут, прежде чем двигаться дальше. «При отсутствии побочных эффектов проток можно окончательно перетянуть», – писал он. Он делал это при помощи толстой шелковой нити, которую, по его словам, необходимо «затянуть очень туго, чтобы добиться полного перекрытия».
Швы, удерживающие легкое, были удалены, после чего легкое раскрылось. После дня, проведенного в постели, девочке разрешили передвигаться в кресле-каталке.
Первые доклады Гросса описывают четыре не связанные между собой операции, прошедшие без осложнений. Он научился осуществлять трансформацию сердца и магистральных сосудов, которая у большинства из нас происходит естественным образом в первые несколько часов после рождения. «Общее состояние ребенка было прекрасным, – писал он об одной из своих пациенток. – Она вернулась в школу и через два месяца после операции набрала полтора килограмма». Умело повязанная шелковая нить подарила пациентам что-то вроде второго рождения.
Омоложение: алхимия молодости и красоты
Гекуба прыгнула в море и помолодела.
Никандр Колофонский. Превращения
В романе Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» есть сцена чудесного омоложения, достигнутого благодаря волшебному крему. Маргарита Николаевна, тридцатилетняя женщина, сидит на скамейке в Александровском саду неподалеку от Кремля, когда к ней подходит подозрительный мужчина (который позднее оказывается посланником Сатаны) и дает ей золотую шкатулку, тяжелую и украшенную. Он велит ей подождать ровно до половины восьмого вечера, прежде чем открыть ее и нанести на кожу то, что в ней находится. Она соглашается по причинам, которые было бы слишком сложно описать кратко.
В 20.29 Маргарита уже не может ждать: она берет тяжелую золотую шкатулку и снимает крышку. Крем, жирный и желтоватый, пахнет землей, болотом и лесом. Она начинает втирать его в лоб и щеки; крем легко впитывается, не оставляя жирного следа, и чуть покалывает кожу. Затем она смотрит в зеркало и в шоке роняет шкатулку на пол.
Как только естественная эластичность кожи начинает ослабевать, никакой крем не сможет восстановить ее.
Ее глаза позеленели, а брови превратились из выщипанных тонких в идеальные симметричные дуги. Морщина между ними исчезла. Не стало теней на висках и едва наметившихся «гусиных лапок». Кожа на щеках засветилась розовым, лоб побледнел и разгладился, а искусственно завитые волосы превратились в струящиеся естественные локоны. Маргарита весело смеется, скидывает купальный халат и начинает втирать крем во все обнаженное тело. Сильная головная боль, мучившая ее с той самой встречи в саду, прошла, а руки и ноги стали сильнее. Радостно подпрыгнув в воздух, она медленно и изящно опускается на землю, будто бы поддерживаемая ангелами. Крем подарил ей возможность летать.
