Я познакомился с ужасами наркотического психоза в студенческие времена, когда во время практики по психиатрии встретил Дэна, студента философского факультета. Первый прием ЛСД вызвал у Дэна психотическую реакцию, сопровождающуюся постоянными галлюцинациями и сильнейшими паническими атаками. Я провел пару часов, разговаривая с ним о его опыте. Он был невысоким, светлые кудри по обеим сторонам лба напоминали вопросительные знаки, а вертикальная морщина между бровями – восклицательный знак. Очаги акне виднелись между редкой щетиной на его щеках.
Он рассказал, что однажды вечером, сидя у себя в комнате, из любопытства принял таблетку ЛСД. Через 20 минут он заметил, что его кровать дышит: лоскутное одеяло поднимается и опускается в такт с его собственным дыханием. Он попытался написать «кровать дышит» на листе, но ему показалось, будто бы стержень тонет в деревянном письменном столе. Лежа на кровати, он посмотрел в окно и увидел, что небо то светлеет, то темнеет. «Поначалу это казалось мне не пугающим, а красивым», – сказал он. Дэн лежал какое-то время, очарованный переменами, происходящими с небом. Он постучался в комнату своего соседа, чтобы рассказать ему о своем видении, но вместо слов у него изо рта вылетали лишь смешки. «Каждый раз, когда я пытался что-то сказать, мне нужно было заранее выстроить слова в коридоре своего разума, а затем проговорить их, – рассказывал он. – Однако у меня не получалось». Когда он отправился в уборную, капли мочи на фаянсе показалась ему зелеными и флуоресцентными, удивительно яркими, как чешуйки стрекозы. Капли закручивались в водовороте, а затем исчезали в основании унитаза.
Сначала наркотик дарил ему ощущение радости и эйфории: Дэн хотел выйти на улицу и насладиться новым восприятием мира. Он отправился на прогулку по окрестностям, но эйфория внезапно исчезла: его ноги, казалось, вдруг увязли в асфальте, а музыка, игравшая в наушниках, начала греметь из стен зданий. Радость сменилась ползучей, всеохватывающей тревожностью. Под капюшоном случайного прохожего он увидел череп. Каждая жвачка, прилипшая к тротуару, светилась красным, зеленым или желтым, в зависимости от света ближайшего светофора. Его накрыла паническая атака, принесшая с собой токсичную паранойю: каждая машина казалась полицейской, а каждый прохожий – опасным.
Дэн срезал дорогу и, пока бежал до квартиры, понял, что наркотик что-то сделал с его температурой тела: он перегрелся. Снова оказавшись в своей спальне, он сбросил одежду и сел в центре комнаты. Он убеждал себя в том, что ничего страшного не случится, ведь он на полу своей комнаты. Однако вокруг него происходило многое: края постеров на стенах двигались, кусочки краски на деревянном полу копошились, как личинки, а его собственная кожа безостановочно перемещалась по поверхности тела. «Я был в ужасе, понимая, что даже мое тело не в безопасности, – сказал он. – Однако это пугало и восхищало меня одновременно: моя рука из старой, морщинистой и слабой вдруг превратилась в сильную, молодую и крепкую. Когда я смотрел в зеркало, видел такие же перемены, происходящие на моем лице».
Дэн просидел на полу спальни несколько часов, боясь выключить свет, лечь спать или выйти из комнаты. «Мне казалось, что я провел всю свою жизнь, занимая устойчивое положение на постаменте в центральной камере своего разума, – сказал он. – Стабильность и безопасность. В ту ночь меня спихнули с этого постамента, и я остался висеть над страшной пропастью, цепляясь лишь ногтями. Я знал, что если ничего с этим не сделаю, то сойду с ума».
К рассвету он все еще вздрагивал от неожиданных слуховых галлюцинаций и с недоверием относился к каждому ощущению – даже твердости пола под ним. Музыка то гремела, то затихала, и он пугался мелькающих теней, которые замечал боковым зрением.
Его сосед позвонил терапевту, а затем поехал вместе с ним в местную клинику. Терапевт направил Дэна на такси в отделение экстренной психиатрической помощи, где он потел, трясся и таращился на пол, пока его не приняли.
Из-за того что Дэн не спал уже тридцать часов, его паранойя усиливалась на фоне изнеможения: он цепенел от ужаса при мысли, что ему придется выйти из комнаты.
«Врачи сказали, что это со временем пройдет, и оказались правы, – рассказывал Дэн. – Они дали мне лекарства, седативные препараты, которые очень мне помогли. Первое из них было как мед для моего мозга». Команда психиатров назначила ему прием на следующий день – нужды ложиться в больницу не было. Из-за нового лекарства реакции стали заторможенными, а мыслительный процесс – медленным, и Дэну пришлось перестать ходить в университет. Однако через три недели он сократил дозировку до незначительной и освоил дыхательные техники, которые нужно было применять во время панических атак. На улице он все еще видел черепа вместо лиц людей, но находил способы игнорировать галлюцинации и пытался отвлечься. С помощью разговоров со студентами-медиками вроде меня он пытался лучше понять, что с ним произошло, и привести свой разум в норму.
Психиатр Р. Д. Лэйнг провел тысячи часов, слушая истории пациентов, переживших психоз. Можно проследить удивительные сходства между его клиническими случаями и рассказами пациентов вроде Дэна о неудачном опыте приема ЛСД. В книге «Разделенное я» Лэйнг приводит слова одного из своих пациентов: «Я теряю себя. Это становится все глубже и глубже. Я хочу кое-что вам рассказать, но мне страшно». В книге «Души без тел и тела без душ» итальянский психиатр Джованни Стангеллини цитирует рассказ пациента, проходящего через подобную «дезинтеграцию эго»: «Кажется, что все ощущения отличаются от обычных и словно разваливаются. Мое тело меняется, как и лицо. Я не чувствую связи с собой».
Существует теория шизофрении, согласно которой психоз – это нарушение связи между различными социальными и ментальными ролями, которые мы играем. Эту связь мы поддерживаем бессознательно, но галлюциногены способны ее разорвать. С этой точки зрения, психозы и галлюциногенные препараты выводят из строя рычаг, позволяющий нам перемещаться от внутреннего мира к внешнему. Каждый из нас состоит из множества индивидуальных черт, и все мы подвержены непрекращающимся потокам сенсорной информации. Психоз лишает человека способности чувствовать себя цельным во всей этой неразберихе.
Снимки аппаратов МРТ «славятся» сложностью для интерпретации, да и сама технология появилась не так давно, но на снимках мозга людей, принимающих ЛСД, видно, что нейроны, которые при нормальных обстоятельствах загораются одновременно, загораются вразнобой. Это может служить подсказкой, каким образом все те личностные характеристики, что составляют наше «я», вдруг начинают отделяться друг от друга.
Дэн нашел способ избавиться от дезинтеграции, и его психическое расстройство, хоть и вызванное наркотиком, дало мне представление о том, через что приходится пройти моим пациентам с шизофренией, например Меган. Галлюциногены обещают видения, но грозят разделением вашего «я», и для Альберта Хофмана, Дэна и Д. Т. Судзуки эти видения – «область дьяволов». Однако многие люди находят действие галлюциногенов приятным, интригующим и даже райским. Именно благодаря кратковременности их эффекта галлюциногенные препараты дают людям глоток воздуха, когда жизнь кажется мучительной, и делают жизнь интересной и богатой, когда она кажется скучной и бедной. Однако райское удовольствие, которое они обещают, опасно: разрушение границ личностного опыта может стать настоящим адом. Восстановить границы восприятия – значит найти путь к свету.
