На юге Испании костоправы и цирюльники до недавнего времени назывались algebristas – сказалось влияние арабской культуры.
Одно из главных преимуществ математики заключается в том, что уравнения каждый раз решаются по одной схеме. Человеческое выздоровление плохо вписывается в неземное совершенство математических формул: оно отличается от человека к человеку и от травмы к травме. Математика изучает такие загадки, как бесконечность простых чисел или невозможность получить отрицательный квадратный корень. Процесс человеческого выздоровления более беспорядочен, но не менее таинственен.
Однажды днем в гамбийскую клинику доставили восьмилетнего мальчика, который упал с трехметрового мангового дерева и повредил ногу. Он не мог ходить и, рыдая от боли, никому не давал осмотреть себя. Стивен ввел местный анестетик в верхнюю часть левой ноги, чтобы обезболить бедро, благодаря чему мальчик все же распрямил ногу. Его левая нога выглядела короче, чем должна была быть, а левое колено сместилось в сторону. Оба этих признака говорили о том, что у ребенка перелом бедренной кости. Эта травма опасна для жизни: перелом бедра может привести к смерти либо из-за кровотечения внутри ноги, либо вследствие пневмонии, которая часто возникает у лежачих больных. Лучший способ облегчить боль – наложить шину Томаса, которая, вытягивая бедро, возвращает кость к прежней длине и сводит концы кости в месте перелома.
Шины Томаса получили свое название в честь валлийского хирурга Хью Оуэна Томаса, который был представителем династии костоправов с острова Англси. Возможно, его «инновация» просто была адаптацией семейного секрета. В Антарктике у меня было две шины Томаса, но они мне так и не пригодились. Однако в Гамбии, где они были так нужны, под рукой не было ни одной.
Мы забинтовали ногу мальчика и наложили шину, сделанную из дощечек, обернутых бумажными салфетками. С обездвиженной ногой он чувствовал себя лучше, но без растяжения, которое могла обеспечить шина Томаса, его нога все равно выглядела короче, чем нужно. Чтобы лучше понять его травму, необходимо было сделать рентген, а для этого нужно было четыре часа ехать по проселочным дорогам в клинику на Атлантическом побережье.
Отец мальчика, гордый пожилой мужчина, величаво выглядел в своем грязном белом одеянии и черной тюбетейке. Нет, сказал он, мальчик на побережье не поедет. Он знал кого-то, кто поехал туда со сломанной ногой и не вернулся. Он хотел забрать сына домой и показать его деревенскому костоправу.
Некоторые из медсестер начали злиться, обвиняя отца в издевательствах над сыном. Ему пригрозили звонком в полицию. Я пытался объяснить через переводчика, что ребенок рискует остаться калекой и что без надлежащего лечения нога укоротится. Однако мужчина взял ребенка на руки и пошел с ним сквозь деревья.
На протяжении многих веков алгебра развивалась скорее параллельно с геометрией, чем совместно с ней. Их считали взаимоисключающими математическими системами: геометрия была успешным старшим братом, отражающим мир в конкретных терминах, которые универсально применимы. Алгебра была новичком: ненадежным арабским миром символов, который для многих западных жителей имел нотку таинственности (философ Томас Гоббс называл ее «чесоткой символов»).
Именно Декарт, разделявший в своей философии тело и разум, в итоге объединил алгебру и геометрию. Он показал, что две дисциплины являются частью одного космического континуума и что вместе они могут решить те математические задачи, которые ранее считались неразрешимыми. Он нанес геометрические формы на перпендикулярные оси, которые мы называем «декартовой системой координат» в его честь. В декартовой системе координат одной оси присваивается буква «x», а второй – «y». Он разработал систему отображения форм бесконечных измерений.
Благодаря разграничению тела и разума Декарт разделил физический мир на части и процессы, предвосхищая специализацию науки и медицины, а также разжигая революцию мысли, которая продолжается до сих пор. Объединив алгебру и геометрию, он проложил путь исчислениям – математике перемен, которая отражает постоянно меняющийся мир.
Через неделю после случая с мальчиком, сломавшим ногу, мы вместе с Калилу, одним из медбратьев клиники, поехали в другую деревню для лечения туберкулеза под непосредственным врачебным наблюдением. У Калилу была аккуратная исламская бородка без усов и черная шерстяная тюбетейка. Оправа его очков была золотой с узорами, а мобильный телефон крепился прямо на медицинскую форму. Калилу производил впечатление полной невозмутимости, и он сказал мне, что однажды надеется поехать учиться в Великобританию. По дороге он рассказал мне о том, что непосредственное врачебное наблюдение позволяет эффективно лечить туберкулез и ограничивать его распространение. Мы умчались в лес Сахеля, где сигналили ослам и козлам, преграждавшим нам путь. Павианы прыгали по дороге перед автомобилем, зеленые верветки свисали с деревьев. Дорожных знаков не было, зато вдоль обочины возвышались муравейники. На дороге было не столько ям, сколько холмов; в некоторых местах трава была выжжена, но Калибу не мог мне сказать, специально ли ее выжгли ради сельскохозяйственных работ или это было последствие от неосторожно брошенной сигареты. Мы проезжали мимо болот, саванны и местности, усыпанной вулканическими камнями. В воздухе ощущались частицы песка из Сахары. Пейзаж был так прекрасен, что мне не хотелось, чтобы наша поездка заканчивалась, однако внезапно между деревьями показались жестяные и соломенные крыши домов, а затем мы увидели потертую табличку ЮНИСЕФ: «Община, где охраняются интересы детей».
Заезжая в деревню, мы снизили скорость. Группы мужчин сидели в тени и махали Калибу, пока мы проезжали мимо. Все женщины работали: носили дрова, мололи муку. Дети выскакивали из земляных домов и бежали за машиной, а когда мы вышли, они закричали: «Как тебя зовут? Как тебя зовут?»
«Просто скажи «Тубаб», – подсказал Калилу. – Это значит «белый человек».
Он привел меня к земляному дому с погнутой входной дверью. У дома в тени сидела пожилая женщина, а рядом с ней стоял голый мальчик лет двух-трех, который с открытым ртом смотрел на мою белую кожу. Мы зашли и позвали, но ответа не последовало. Внутри было две комнаты: одна пустая, с побеленными стенами и скрученным рваным матрасом в углу, во второй тоже никого не было, но в ней стояла добротная двуспальная кровать, заправленная грязным покрывалом. Мы вышли на улицу, и Калилу стал звать своего пациента. Начала собираться толпа, а затем вперед вышла молодая женщина в саронге длиной по лодыжку и засмеялась. Она указала нам на дом: оказывается, наш пациент спал под грязным покрывалом.
