Причина, по которой эти белки накапливаются, остается загадкой, и нам лишь немного известно о том, как предотвратить этот процесс. Скорость потери памяти при болезни Альцгеймера непредсказуема: у одних людей этот процесс протекает так медленно, что это не доставляет неудобств, в то время как у других накопление тау и амилоидов ускоряется по неизвестным причинам. Существуют препараты, которые при раннем начале приема могут замедлить ход болезни на шесть месяцев в лучшем случае, но они имеют побочные эффекты и могут плохо переноситься слабыми пожилыми людьми, которые больше всего в них нуждаются.
Когда Сакс обратился за советом по поводу лечения Джимми Г. к знаменитому русскому психологу А. Р. Лурии, он получил красноречивый ответ, полный сочувствия: «В таких случаях нет никаких предписаний. Делайте то, что подсказывает вам мастерство и сердце. Мало шансов, если они вообще есть, на то, что в его памяти произойдут улучшения. Однако человек состоит не из одной только памяти. У него есть чувства, воля, восприимчивость, моральные принципы – все, о чем нейропсихология говорить не может. И именно там, за пределами обезличенной психологии, вы можете найти способ достучаться до него и изменить его. Обстоятельства вашей работы особенно этому благоприятствуют, ведь вы работаете в доме, который представляет собой маленький мир, весьма отличающийся от клиник и институтов, где работаю я. С точки зрения нейропсихологии вы можете сделать либо очень мало, либо совсем ничего, но в отношении Человека сделать можно многое».
В совете Лурии читается мольба о самозабвенном и богатом ресурсами уходе за людьми с деменцией. Такой уход доступен в домах, подобных тому, куда я пришел к Джорджу. Из-за отсутствия эффективных методов лечения потери памяти нам остается лишь поощрять доброту и энтузиазм персонала вроде Мэгги и Кэрол.
Сегодня мы живем дольше, чем в любой другой период истории человечества, и из-за этого деменция может казаться эпидемией наших дней, однако она не является чем-то новым.
«Ничто в человеке не обладает такой хрупкой природой, как память, – говорит Плиний в «Естественной истории» (ок. 70 года н. э.), – ибо она подвержена болезням, травмам и даже страху… очень часто память пытается сбежать от нас, даже если тело спокойно и абсолютно здорово». Однако деменция меньше интересует Плиния, чем ее противоположность – поразительная память, истории о которой он слышал. Он подробно излагает легенду о Кире II Великом, который помнил имя каждого из тысяч своих солдат; о после, который спустя всего день после прибытия в Рим запомнил имена всех сенаторов; о мужчине по имени Хармид, который, когда ему называли заглавие любой книги из библиотеки, начинал излагать ее по памяти так, будто бы читал вслух.
Хорхе Луис Борхес позаимствовал у Плиния идею для рассказа «Фунес памятливый». Уругваец Иренео Фунес падает с лошади и, когда он приходит в себя, понимает, что теперь имеет искалеченное тело, но новую, совершенную память. Благодаря силе безупречной памяти мир Фунеса становится «невыносимо» насыщенным и ярким, а его самые смутные воспоминания – ясными и четкими. Теперь он может вспомнить все формы облаков, которые когда-либо видел, и сравнивает их с узорами кожаных переплетов книг. В дальней комнате материнского дома Фунес при свете свечи учит английский, французский, португальский и латинский, просто просматривая словари. Рассказчик слышит, как Фунес с выражением читает Плиния на латыни, выученной лишь несколько часов назад
[48].
Нормальная жизнь невозможна для Фунеса, так как он постоянно отвлекается на разнообразные и непрекращающиеся метаморфозы в окружающем мире.
Живость и ясность его визуальной памяти означают, что его мучают малейшие проявления увядания, энтропии, гниения и изменений форм, которые происходят со всеми живыми существами в процессе старения. Воспоминания тесно связаны с человеческой природой, но они должны быть выборочными; чрезмерно активная и живая память может стать проклятием, причем не только для таких, как Фунес. У меня были сотни пациентов, лишенных ориентиров из-за потери памяти, но я также знаю десятки людей, которые с удовольствием забыли бы травматичные воспоминания. Забывание может быть не менее важно, чем запоминание. Рассказчик у Борхеса говорит: «Думать – значит забывать различия».
На холме, что напротив дома престарелых, где работают Мэгги и Кэрол, есть университетская бизнес-школа, отделенная от дороги крокетным полем. В этой школе расположен небольшой музей. Здание не видно с дороги, оно скрыто за старыми каштанами, сикоморами и соснами. Во время моей последней поездки туда была весна: вдоль главной дороги цвели вишни, а крокетное поле было окружено колокольчиками. Находясь там, никогда не подумаешь, что ты в черте города, и, когда здание было только построено, оно действительно стояло за его пределами. Это строение, напоминающее итальянский дворец, в последние десятилетия Викторианской эпохи предназначалось для водолечебницы. Платежеспособных пациентов привлекали уединенное месторасположение и источник, известный своими целебными водами. В центральной части пять этажей, а в крыле – всего три, высокие окна выходят на северо-запад в направлении Файфа. В 1916 году больница была переоборудована под военные нужды и получила новое название – Военный госпиталь Крейглокхарта. Туда направляли солдат с боевой психической травмой, чтобы они могли прийти в себя после битвы на Сомме.
Маленький музей хранит память о том, как в период с 1916 до 1919 года здание стало домом для почти двух тысяч офицеров, среди которых были поэты Уилфред Оуэн и Зигфрид Сассун. Один из психиатров госпиталя по имени Уильям Х. Р. Риверс применил новый подход для тех, кого терзали новые воспоминания. Вместо того чтобы обвинять офицеров в трусости и симулировании, Риверс понимал, что воспоминания стали для этих мужчин настоящей пыткой, и начал искать способы помочь им вспоминать без боли.
В декабре 1917 года Риверс направил обращение в Королевское медицинское общество в Лондоне по поводу своей работы в Крейглокхарте. По его словам, подавление воспоминаний можно считать «необходимым элементом образования и всего социального прогресса». Риверс сказал, что солдаты на протяжении долгого времени учатся подавлять в себе страх перед войной и направлять сильные эмоции, возникшие во время конфликта, в другое русло. Однако война началась слишком неожиданно, и подготовка солдат оказалась недостаточной. «Обучение подавлению эмоций, которое обычно длится годами, теперь осуществляется за короткое время, – писал Риверс. – Слабо подготовленные люди вынуждены сталкиваться с ужасами, каких еще не было во всей истории человечества». Основная проблема боевой психической травмы состоит не в вытеснении воспоминаний из сознания как таковом, а в неумелом и неэффективном вытеснении. Единственным антидотом для яда постоянно повторяющихся травматичных воспоминаний является извлечение их на свет. Эти воспоминания необходимо обсудить с психиатром и надеяться, что со временем их эмоциональная значимость угаснет.
