Пройдя по насыпи метров четыреста, оказываешься наконец на острове. Там дорога сразу разделяется: основная, асфальтовая, идет вглубь острова, а налево сворачивает грунтовка, в направлении которой примерно в километре виднеется небольшой лесок. Андерсен пишет о Глене как о «лесистом», но сейчас это не так: большая часть острова занята посевами, и от леса сохранился только этот небольшой участок у северного берега. Если у вас есть лишние полчаса, не поленитесь, прогуляйтесь до него — не столько ради ощущения, что Глен когда-то был лесистым, сколько ради того, чтобы посмотреть оттуда, как «по-прежнему блещет своими золочеными шпицами» Хольстейнский замок. Расстояние до него через залив — километра полтора, так что бинокль или телеобъектив лишними не будут, но увидеть замок ближе с этого ракурса все равно вряд ли получится, разве что с лодки.
Если близнец Глена когда-либо и существовал, то он должен был располагаться южнее, за пределами залива, а значит, в поисках его следов нужно пересечь весь остров с севера на юг. Насквозь через лес, к сожалению, не пройти (через пару километров грунтовка упирается в частный дом), поэтому, чтобы добраться до моря, приходится вернуться на асфальт. Эта дорога змеится по диагонали через весь остров до его юго-восточной оконечности. Сбиться с пути невозможно, потому что просто некуда свернуть: по бокам либо все распахано, либо чем-то засеяно, либо кто-то живет. В результате идешь, как по рельсам — куда выведет, туда и выведет, а что ищешь, и сам не знаешь: по спутниковым фотографиям ничего не разобрать, море на них вообще «закрашено», а любительских снимков в Сети всего несколько штук, что косвенно говорит о посещаемости места. Но тем приятнее сюрприз, ожидающий в конце. Казалось бы, дорога прагматично заканчивается парковкой, однако сразу же за ней земля вдруг обрывается, и по заросшему откосу можно спуститься на потайной пляж — узкую песчаную полоску метров в десять шириной. Полоска эта тянется сначала вдоль всего южного берега Глена,Илл. 4 а затем по косе, примыкающей к нему с запада, до самого фарватера — в общем, угадав с отливом, можно нагулять вдоль моря в полном одиночестве километров пять. Следов второго острова, конечно, не обнаруживается, но если повезет, можно расслышать в шуме ветра звон его утонувших колоколов. По крайней мере, прислушаться точно стоит.
Илл. 4
Южная оконечность острова Глен
В эту-то ночь остров Вен и исчез в морской глубине, и следа от него не осталось. Но часто потом в летние тихие ночи, когда море ясно и прозрачно, рыбаки, выслеживавшие угрей при свете укрепленного на носу лодки фонаря, видели (особенно более зоркие) в прозрачной глубине остров Вен, белую колокольню его церкви и высокие церковные стены.
Покидаешь остров Глен с двойственным ощущением: впечатлений — масса, фактов — ноль. Едешь в пустом автобусе до Скельскёра и размышляешь, выполнена ли миссия или провалена. С точки зрения «Разрушителей легенд», наверное, провалена: ни на один вопрос толком ответить так и не удалось. А вот с точки зрения погружения в сказку, наверное, выполнена: раз видел все собственными глазами, значит, так оно и было. Избыток фактов сказкам вреден: сказка живет фантазией, ей среди фактов не развернуться. А вот в условиях избытка впечатлений сказки, наоборот, растут как на дрожжах.
Так, очевидно, и произошло в тот вечер у графа. Свежие впечатления от прогулок по окрестностям Хольстейнборга и увлекательная дискуссия сотрапезников вдохновили Андерсена на тост за людей, преобразующих землю, — из этого-то тоста в сочетании со старой легендой из сборника Тиле и выросла сказка про Вен и Глен. А поскольку сказка сказывается скоро (если не считать двадцать четыре года вынашивания), то и свет она увидела раньше, чем прояснилась судьба проекта по осушению Хольстейнборгского залива. И неважно даже, идея ли потеряла актуальность, дамбы ли размыло, или выяснилось, что осушить залив труднее, чем бокал вина, — важно то, что проект в результате не осуществился, а сказка живет до сих пор, как бы намекая: что не всегда под силу группе профессионалов, часто становится возможным благодаря вере одного сказочника.
Впрочем, инженер, вдохновленный сказкой, бывает способен на чудеса ничуть не меньшие, чем сказочник, вдохновленный прогрессом, так что неплохо бы таким дружным компаниям почаще собираться за одним столом. Главное — следить, чтобы им при этом не попались под руку сибирские реки или Гибралтарский пролив…
Предки птичницы Греты
Дания: Тьеле — Орхус — Копенгаген — Калё — Нёрребек — Стуббекёбинг — Уледиге
Норвегия: Осло
Марию Груббе неспроста называют «Золушкой наоборот». Немногие женщины в европейской истории могут похвастаться настолько картинным нисхождением по социальной лестнице «из князи в грязи», причем ладно бы по душевной слабости или под давлением обстоятельств — так нет же, по собственной воле, гордо, напролом. Впрочем, идейная составляющая, в конечном итоге сделавшая Марию «сильной женщиной с удивительной и драматической судьбой», в этой истории всплыла далеко не сразу (и, к слову, не без помощи Андерсена) — а когда всплыла, то со временем претерпела такие метаморфозы, что на этом примере теперь можно изучать принцип «окна Овертона»
[110].
https://goo.gl/2ErxFY
Отсканируйте QR-код, чтобы открыть электронную карту
Первым, кто посмотрел на жизненный путь Марии Груббе как на картинку, достойную пера, был упомянутый в заключительной части «Предков птичницы Греты» Людвиг Хольберг (см. также главу про «Обрывок жемчужной нити») — они с Марией действительно познакомились при описанных Андерсеном обстоятельствах. Внимание магистра, правда, в результате ограничилось коротеньким эссе, известном как «Эпистола № 89» (1748), хотя и в нем Марии Груббе отводится роль даже не персонажа, а скорее своего рода экспоната кунсткамеры: абстрактно рассуждая о «странных браках», Хольберг приводит союз Марии с Сёреном как пример того, насколько изобретательной может быть матушка-природа, чтобы каждой твари стало по паре и никто не ушел обиженным.
