— Хм, дайте-ка подумать. Может, General Electric? Или все-таки «Гигантский Эвкалипт»?
А когда Рапай в который раз принялся долдонить про сыр, Ричард наконец взорвался:
— Да, да, мы уже выучили, что во Франции этот чертов сыр — живой!
Затем последовала вторая часть — очередные сеансы «вчувствования» были призваны как бы повернуть нас вспять, от логической части мозга к лимбической. Рапай требовал от нас эмоциональных впечатлений о GE. Некоторые сотрудники изображали GE как «мясорубку», где «надо убивать, а не то убьют тебя». Мысль «я приношу себя в жертву» (отраженная в таких замечаниях, как «Я не знаю своих соседей», «Я ощущаю себя на краю пропасти», «Сплошной стресс», «Какой-то вечный бой») соседствовало с идеей «вознаграждения»: «Фокус в том, что за “убийства” хорошо платят».
Добившись от атлантской группы этих кратких впечатлений о GE, Рапай попросил нас придумать описание для нашей компании на основе этих впечатлений. Он велел каждому писать самостоятельно — чтобы мы не сбивались в стадо. Среди всех историй, рожденных на этом первом сеансе, мне особенно врезалась в память одна. Речь в ней шла о нашей «крутости»:
…Лучшие из лучших. Стараются добиваться успеха, чем бы они ни занимались. Мастера командной работы, преданы делу до мозга костей. Знают, как выживать. Достаточно гибки, способны подстроиться под задачу. Чужим тут сложно.
Рассказы вышли искренними — но еще больше искренности потребовала третья часть процесса, «рептильная». Участников просили лечь на маты, разложенные на полу, и погрузиться в воспоминания о прошлом — как GE впервые «запечатлелась» у них в голове. Что и говорить, зрелище было странное: взрослые мужчины и женщины в деловых костюмах лежат в конференц-зале и «релаксируют», пытаясь добраться до самых глубинных своих чувств по поводу собственной корпорации. Выплеснутые на бумагу эмоции сделали людей удивительно тонкокожими, словно на месте старой кожи, содранной до мяса, наросла новая, нежная, — и я не слишком удивлялась, когда и в Атланте, и на других занятиях слышала в темноте (свет на время сеанса выключали) всхлипы.
А потом наш молодой бухгалтер, выступая перед всей группой, рассказал, как ему удалось справиться с аэрофобией благодаря GE: он летел в Канзас-Сити повидаться со своей девушкой и разглядывал наш логотип («забавный и необычный», как он выразился) на боку самолета. А одна наша покупательница призналась, что всякий раз, вкручивая новую лампочку, она думает: «Без GE я бы, наверное, померла».
Чем глубже мы погружались в эти сеансы «поиска», тем больше возникало перемен — и в нас самих, и в наших отношениях с GE. Просыпались эмоции, мы начали больше задумываться. Мы с неимоверной гордостью говорили об Эдисоне и о богатом наследии GE. Даже Ричарда, казалось, по-настоящему растрогали искренние рассказы наших коллег по корпорации. В конце концов он втянулся и здорово помог нам с окончательными выводами. И, в общем, не было ничего удивительного в том, что впоследствии, покинув GE, Ричард основал собственную консалтинговую фирму и стал, пользуясь пресловутой моделью «триединства», помогать руководителям компаний в поиске культурного кода…
Когда процесс был завершен, доктор Рапай приехал в Фэрфилд, чтобы представить нам Тот Самый Код, который мы так старались расшифровать. Он вихрем влетел в зал, где собралась вся наша «поисковая команда». Нам отчаянно хотелось услышать это великое откровение: все-таки мы трудились несколько месяцев. И вот оракул заговорил.
Даже не глядя ни в какие записи, Рапай привел краткий обзор наших словесных ассоциаций, рассказов, мотивирующих и демотивирующих факторов:
— Вы — львы. Стоите на скале и озираете окрестную равнину. Вы можете сожрать кого угодно. Вы — огромная акула. Вы никогда не останавливаетесь на достигнутом. GE означает «Get Everything» — «Взять Все». Победа для вас — все. Проиграешь — получишь пулю. Страх — одна из движущих сил совершенствования. У всех вас одни и те же ценности: добиваться нужных цифр. Каждый сам прокладывает себе путь… Кстати, мне никто даже не объяснил, как найти этот конференц-зал, — добавил он. — Преданность делу. Совершенство. Труднейшие препятствия. Воодушевление. С головой погрузиться в работу. Любой ценой одолеть вершину. Работать с лучшими. С лучшими из лучших. Работать хорошо. Побеждать.
От нетерпения мы уже сползли на самый край кресел, когда он наконец выдал:
— Во что же все это складывается? Каков культурный код GE?
Весь зал безмолвно внимал, словно сам Моисей готовился возвестить нам Одиннадцатую заповедь. Доктор Рапай улыбнулся, явно наслаждаясь всеобщим вниманием.
— Вы — морпехи, — объявил он, растягивая слово на французский манер (он вообще говорил с небольшим акцентом).
Снова повисла тишина.
Морпехи? И все?
Из меня словно выпустили весь воздух. Я ждала хоть какого-то практического смысла. Чего-то интуитивно понятного и, прямо скажем, более глубокого. Где-то в глубине души я чувствовала, что это слишком легкий путь, что нас надули. Рапай дал нам ответ, который мы и так знали: нечто большое, ориентированное на процесс, типично американское… И? Ну конечно же, армия.
— Морская пехота? — переспросила я не самым дружелюбным тоном. — И вам больше нечего добавить? А как это применить на практике?
— Ну, понимаете ли… — протянул он. — Это — ваш код. Он такой.
Я впервые увидела, как с доктора Рапая слезает самоуверенность. Думаю, клиенты всегда носили на руках этого эксцентричного француза. Но я (как и вся наша «поисковая команда») ждала чего-то умопомрачительного — такого, что махом поделит время на «до» и «после».
Теперь мне оставалось одно — придумать, как все объяснить Джеффу. Что нам делать со всем этим богатством? «Мы — морпехи. Мы штурмуем высоту». Как только Рапай покинул финальную презентацию, «поисковая команда» пришла к согласию: не следует заявлять обо всем этом публично, пока мы не найдем способ подать Джеффу полученные результаты (тянуть не стоит, у нас есть две недели от силы). Иначе люди — и не в последнюю очередь сам Джефф — могут нас неправильно понять. Да и вообще все вышло как-то по-дурацки.
Впрочем, разочарование разочарованием, но весь этот поиск как процесс здорово на нас повлиял и даже в чем-то изменил нас. Мы стали сами себе антропологами и сумели взглянуть на себя под совершенно неожиданным углом. Истинным даром Рапая стал отнюдь не Тот Самый Код: доктор научил нас искать — и находить.
Прогресс как важнейший продукт GE
Как выяснилось, подлинная ценность всех наших усилий состояла не столько в открытии нового, сколько в переосмыслении старого. Речь идет о Томасе Эдисоне, основателе GE. Мы были величайшими изобретателями Америки. Мы были морпехами Эдисона.
Поиск заставил нас внимательнее взглянуть на свои корни. Мы вспомнили, что Эдисон продавал не только лампочки, но и воображение, делающее жизнь лучше, и потрясающее будущее с изобретениями, от которых отвисает челюсть.
Словом, за Эдисона я ухватилась с радостью. Нам нужно было всех заново влюбить в бренд GE — покупателей, сотрудников, инвесторов. Уэлч сам сделался этим брендом, в чем я ему немало помогла. Но в долгосрочной перспективе это не пошло компании на пользу. Следовало добиться, чтобы люди заново поверили в GE — особенно теперь, после ухода Уэлча.
