Она посмотрела на него и заговорила с энтузиазмом убеждения:
— Нет-нет, доктор. Не думаю, что он серьезно задел рану, когда вас пнул. В смысле, еще серьезнее, чем ранил вас до этого, — поправилась она.
Луи взглянул на ее руки, пытавшиеся осторожно соединить края раны.
Боль невыносимая…
— На каком вы месяце? — поинтересовался он и дождался, когда она посмотрит ему в глаза.
— Как вы узнали?
— Странный вопрос. — Луи удивленно приподнял бровь.
— Двенадцать недель, — ответила Иззи и опустила глаза. Ее рука замерла на животе, словно щитом закрывая того, кто внутри.
— Вы обязательно отсюда выберетесь, — пообещал он. — У вас с вашим парнем родится красивый, крепкий малыш.
Она улыбнулась, но глаза оставались грустными.
Луи вспомнил все случаи, когда ему приходилось «заговаривать зубы» пациенткам — просто беседовать, чтобы успокоить тех, кто был слишком напряжен перед болезненной процедурой. Он спрашивал у женщины, острую или сладкую овсянку она любит. Слышала ли она последний альбом Бейонсе. В какой клуб она ходит. Он гордился тем, что может заставить любую женщину расслабиться, пока сам спокойно и профессионально проводил процедуру. Чаще всего по окончании он слышал от своих пациенток вопрос: «Вы что, уже закончили?»
Но с Иззи его прием не сработал. Она не поверила ему, когда он сказал, что она обязательно отсюда выберется.
Потому что, откровенно говоря, он и сам в это не верил.
О своей беременности Джой рассказала одному-единственному человеку — своей лучшей подруге, официантке в зале отлетов, в баре аэропорта Джексона. Именно Рози стояла рядом с ней в туалете и следила за таймером на своем телефоне, пока они наблюдали, как на тестовой палочке появляется маленький плюс.
— И что ты намерена делать? — спросила тогда Рози, и Джой ничего не ответила. А через неделю записалась на прием в Центр.
В тот же день она сообщила Рози, что у нее случился выкидыш. Джой решила, что это всего лишь маленькая неточность, крошечное ошибочное примечание. Результат ведь один и тот же.
Рози могла бы отвезти ее на процедуру, но Джой решила пройти этот путь одна. Она оказалась настолько глупа, что ввязалась во все это, — так что теперь будет достаточно умной, чтобы выпутаться.
Джой заметила его в первый же день, как он появился в баре. Высокий, худощавый, в костюме, который невероятно ему шел. Благородная седина на висках…
Джой посмотрела на его руки — можно многое сказать по рукам человека, — а у него были сильные руки с длинными пальцами. Он чем-то смахивал на президента Обаму, если бы президент Обама был настолько несчастен, что стал бы искать утешения на дне бокала с мартини.
В ночную смену Джой работала одна: руководству было проще научить ее и сменщиц смешивать коктейли и запирать бар на ночь, чем платить дополнительному персоналу. Она насыпала еще орешков паре геев, потягивавших коктейль «Негрони», и распечатала счет для женщины, на рейс которой объявили посадку. Потом подошла к тому мужчине, сидевшему с закрытыми глазами.
— Вам повторить?
Он поднял на нее взгляд, и ей показалось, что она смотрит в зеркало.
Только человек, запертый в невидимой тюрьме и отчаянно пытающийся сбежать, может разглядеть это выражение на лице другого человека…
Когда он кивнул, Джой принесла еще выпить. Потом еще. Пришли и ушли еще трое, а Джой продолжала наблюдать за мужчиной со своего барного стула. Она видела, что он не настроен разговаривать; она уже слишком давно разносит коктейли, чтобы понимать такие вещи. Есть люди, которые хотят выплеснуть свои проблемы, как спиртное в бокал. Есть те, кто что-то неистово набирает на своих телефонах, избегая взгляда глаза в глаза. Есть и те, кто распускает руки, хватает за зад, делая вид, что это случайность. Но этот человек хотел только одного — затеряться.
Когда он просидел в баре три часа, она подошла к его столику.
— Не хочу вас беспокоить, — произнесла Джой, — но… когда ваш рейс?
Он глотнул спиртное и сцепил зубы.
— Он уже приземлился. Четыре часа назад.
Интересно, Миссисипи — это начальный или конечный пункт его назначения? Так или иначе, он не хотел сталкиваться с чем-то за пределами этого здания.
Когда пришло время закрываться, он расплатился наличными и дал щедрые чаевые — сумму, равную сумме счета.
— Вам вызвать такси? — спросила она.
— Я могу здесь остаться? — задал он встречный вопрос после короткого раздумья.
— Нет, — покачала головой Джой. — Как вас зовут?
— Не могу сказать, — отвернулся он.
— Почему? Работаете на ЦРУ?
— Нет, мадам, — ответил он. — Просто подобное поведение не пристало представителю судебной власти.
Значит, он адвокат, подумала Джой. Наверное, проиграл большой процесс, над которым работал несколько месяцев. Быть может, его клиентка дала в суде ложные показания. Могло быть множество сценариев — она видела подобное в сериале «Закон и порядок».
— Вам повезло, это не зал суда, — произнесла Джой. — Хотя здесь тоже есть стойка. Только барная.
Он улыбнулся в ответ на ее каламбур. Когда она развернулась, чтобы закрыть кассу, он легонько похлопал ее по плечу.
— Джо, — через мгновение признался он.
— Джой. — Она протянула руку и вгляделась в бледно-голубые глаза, такие притягательные на лице темнокожего мужчины, словно исторический результат какой-то генеалогической эволюции, что-то вроде победы силы над страстью. На этом лице оставило свои шрамы прошлое. Как и на ее лице.
— А вы не очень-то похожи на хохотушку-веселушку, — заметил он.
Именно в этот момент она решила, что изменит курс своей жизни. Джой, которая никогда и никого не приглашала к себе домой, решила, что этому человеку необходимо выспаться, чтобы завтра начать все с чистого листа. Решила дать ему второй шанс, которого сама никогда ни от кого не получала.
К тому времени как она заперла кассу, Джо уже отключился, прижавшись щекой к полированному дереву. Джой закатила глаза, но нашла инвалидную коляску и через три выхода, почти волоком, взвалив на себя, подтащила к ней Джо. Так она и усадила его в свою машину.
К тому моменту, когда они свалились бесформенной грудой на диван в гостиной, она была вся мокрая от пота. Джо тут же захрапел. Но когда она попыталась высвободиться, он лишь сильнее обнял ее, погладил по волосам и прижал к себе…
Джой не узнала ни его фамилии, ни того, что вообще привело его в Джексон. Но ее уже так давно никто не сжимал в объятиях… Просто в объятиях. И еще дольше она не ощущала себя кому-то нужной. Поэтому, вопреки здравому смыслу, она уснула, уютно прижавшись головой к его груди. Его сердцебиение стало ей колыбельной.
