— Где Квандт?
— Я могу позвать его, лейтенант, — поспешно вышел подчиненный.
Взвешивая свои шансы, Хью вперил взгляд в то, что заменяло собой письменный стол.
Джордж Годдард теряет самообладание.
Хью слышал голос Рен.
Его дочь все еще жива.
И, быть может, у него есть один-единственный шанс сохранить ей жизнь.
На него упала тень. Хью поднял голову и увидел стоящего над ним со скрещенными на груди руками Квандта.
— Как я понимаю, вы образумились и согласны, чтобы мои ребята штурмовали здание, коль уж хотели меня видеть? — предположил Квандт.
— Нет, — ответил Хью. — Я хочу, чтобы вы обрубили все коммуникации.
— Что? Зачем?
— Затем, чтобы в здание не проникала информация, не исходящая непосредственно от нас. Я хочу, чтобы вы заглушили телефонные линии, за исключением стационарной связи, по которой я связываюсь с захватчиком. Ни телевизионного сигнала, ни вай-фая, ничего. Нельзя допустить, чтобы он увидел по телевизору что-то такое, что может вывести его из себя.
— А что, если кто-то из заложников попытается выйти с нами на связь со своего мобильного?
— Я знаю, что делаю, — ответил решительно Хью.
Он осознавал все риски. Но также понимал, что это решение изолирует Джорджа и единственным источником информации для стрелка останется он, Хью.
Квандт долго и пристально смотрел на него, потом кивнул и пошел отдать приказ своим подчиненным: связаться с операторами мобильной связи и кабельного телевидения, чтобы сделать клинику изолированным островком.
Хью взял свой телефон и написал Рен еще одно сообщение — возможно, она сможет его прочесть: «Доверься мне».
До ухода на пенсию Оливия тридцать пять лет занимала профессорскую должность. Она читала лекции о работе мозга, и от желающих прослушать курс не было отбоя. Каждый семестр она начинала с того, что показывала одному из студентов его фотографию, сделанную якобы во время какого-то события в определенном месте. После нескольких вопросов студент начинал припоминать этот момент и дополнять подробностями, даже не догадываясь, что его изображение вставили в эту фотографию с помощью «Фотошопа», на самом же деле он никогда там не бывал.
Оливия объясняла студентам, что наш мозг постоянно нас обманывает. Он не в состоянии записывать каждую мелочь, которую видят глаза, поэтому затылочная доля просто добавляет то, что считает подходящим. Мозг — это не видеомагнитофон, скорее он похож на фотоальбом, который сам заполняет пробелы между снимками. В результате ложные воспоминания формируются намного легче, чем любой из нас хотел бы. Вы готовы будете поклясться на могиле своей матери, что такое-то событие произошло в вашей жизни… но в действительности его не было.
Сейчас, гадая, что останется в ее памяти от этого происшествия, она надеялась, что запомнится как можно меньше. А если повезет, то вообще возникнет избирательная амнезия. Она всем сердцем желала окружающим ее людям, сгрудившимся в приемной и наблюдающим за тем, как Джордж борется с собственными демонами, той же участи.
А что же Джордж, стрелок? Какие куски головоломки в его голове сложились так криво, что заставили его ворваться сюда?
Она поднесла руку ко лбу и с удивлением заметила, что рука в крови. Когда Джордж швырнул лампу о стену, та разбилась вдребезги — повсюду разлетелись осколки керамики и стекла. По всей видимости, висок Оливии оцарапан ими.
— Позвольте, я взгляну, — сказала медсестра… Иззи, так ее звали. Она прижала кусок марли ко лбу Оливии, хотя обе прекрасно понимали, что это всего лишь царапина. — Мы должны отсюда выбираться, — прошептала Иззи. — Он проигрывает.
Оливия кивнула.
— Джордж, — обратилась она к стрелку, натянув широкую обаятельную улыбку. — Не хотелось бы показаться докучливой… но… Джордж… — Она дождалась, когда он поднимет голову. — Боюсь, меня уже подводит мой возраст. Некоторые органы уже не работают так, как раньше.
Он недоуменно уставился на нее.
— Мне нужно по-маленькому, дорогой мой, — пояснила она.
При этих словах повернулась Иззи.
— Если Оливия идет в туалет, тогда пусть и Джой сходит. По медицинским показаниям.
— У меня идея, — широко раскрыла глаза Оливия. — А почему бы нам всем не пойти? Там мы никому не помешаем.
Джордж только фыркнул. Она предлагала ему выбор из двух зол, безальтернативный по сути — как если бы палач поинтересовался: вы предпочитаете, чтобы вашу голову отделили от тела? Или тело от головы?
— Вы хотите, чтобы я пошла первой? — улыбнулась Оливия. — Или мисс Джой?
— Вы считаете меня идиотом? — шагнул вперед Джордж. — Одних в уборную я вас не отпущу.
— Что ж, — пожала плечами пожилая женщина, — слабо себе представляю, что вам бы хотелось на это смотреть. — Она встала. — Извините, милый, ждать, пока вы решите, я больше не могу. Мышцы мочевого пузыря уже не те, что раньше…
— Да ради бога, — оборвал Джордж и схватил ее за руку. — Пойдем уже.
В приемной, где они все сидели, был лишь один маленький туалет. Джордж потянул ее туда, включил свет и грубо толкнул в спину.
— Идите! — велел он, но, когда Оливия попыталась закрыть дверь, он вновь ее распахнул. — Если не хотите справлять нужду с открытой дверью, тогда не будете справлять вообще.
В ответ Оливия просто чуть прикрыла дверь локтем, лишь бы не оставаться в поле зрения присутствующих.
«Думай, Оливия, думай!» У нее было мало времени. Встать на унитаз и попытаться послать сигнал через крошечное окошко? Но Джордж услышал бы, как она взбирается на унитаз, и в любой момент мог бы заглянуть в туалет. Она подобрала юбку, спустила трусы и села на стульчак.
Рядом стоял маленький столик на колесах, а на нем — склянки с наклейками для сбора анализов и фломастер, чтобы можно было написать свое имя.
Оливия схватила фломастер и отмотала туалетную бумагу.
«Нас шестеро заложников и он один, — написала она на трех квадратиках. — Нам нужен план. Есть соображения?»
Она понимала: что бы ни замыслили остальные, теперь именно она окажется в невыгодном положении. Но понимала и то, что нужно выждать момент, чтобы действовать.
Оливия натянула белье и спустила воду в унитазе. Затем намотала бумагу назад, вложив свою записку таким образом, чтобы ее не было видно, пока не размотаешь. Вымыв руки, она открыла дверь шире.
— Вот и все, — улыбнулась она Джорджу. — Все прошло не так уж плохо, верно?
Когда Оливия вышла, Джой встала, позволила этому чокнутому мудаку подтащить ее к туалету и шагнула внутрь. Пока пи́сала, взглянула на прокладку в своих трусиках — несвежая, но выделения еще не просочились на ткань. Это хорошо, потому что у нее не было другой на замену. Она отмотала туалетной бумаги, чтобы смять ее.
