Сейчас, глядя на Джанин, с упавшим сердцем Джой поняла, что активистка, похоже, добилась того, зачем пришла. Быть может, все сложится хорошо, но с большой долей вероятности можно говорить, что клинику закроют — если не навсегда, то на время. Ванита, ее владелица, теперь мертва. Кто же захочет сюда прийти после всего случившегося? Что будет с такими, как Джой, у которых уже пятнадцатая неделя, а на завтра или послезавтра назначено прерывание?
Джой вновь перевела взгляд на распластавшееся на полу тело Джанин. Это зрелище в очередной раз доказывало: нет правильного пути, чтобы совершать неправильные поступки. Их просто нельзя совершать, и все.
Медленно опускаясь на колени перед Джанин, она ощущала на себе недоумевающие взгляды окружающих. Поди ее пойми! Когда ты кладешь голову обманщицы себе на колени, она такая же, как у любого другого.
«В каком-то смысле, — размышляла Оливия, — сидеть в темноте даже тяжелее, чем оказаться рядом с остальными». Она слышала их разговоры, топот ног, грохот. Она знала, когда стрелок злился, слышала, когда кому-то было больно. Но поскольку ничего не видела, то начала мысленно рисовать себе картины происходящего. А то, что рисовало ей богатое воображение, было намного хуже действительности.
Сидящая рядом Рен вздрогнула.
— Думаете, он убил ее?
Не было нужды спрашивать кого. Женщина, которая лепетала о том, что они убивают здесь детей, после тяжелого глухого удара замолчала.
— Он не стрелял, — прошептала в ответ Оливия.
— Но это не означает, что она жива.
— Мозг человека способен на многое, — снова вернулась к теме своего семинара Оливия, — но не способен отличать то, что происходит в действительности, от игры нашего воображения. Именно поэтому мы боимся, когда смотрим фильмы ужасов, и плачем, читая книги Николаса Спаркса
[30].
— А кто это?
— Не важно.
— Вы говорите как учитель, — заметила Рен.
— Грешна, не скрою, — призналась Оливия. — Раньше я преподавала в колледже.
Она размышляла о женщине, которая заверяла, что ей здесь не место. Оливия могла бы сказать то же самое. Центр решал вопросы репродуктологии, а перед Оливией вопрос выбора уже не стоял. Но она никогда бы не стала рисковать жизнью Рен, распахивая дверцу шкафа, чтобы спасти собственную шкуру.
— Если я умру, — пробормотала Рен, и Оливия обернулась на звук ее голоса, — в школе устроят панихиду. К моему шкафчику возложат цветы. И плакаты: «ПОКОЙСЯ С МИРОМ», и фотографии, где я делаю всякие глупости, например, фото с разукрашенным лицом в День духов или в костюме Супердевушки на Хеллоуин. Так было с одной девочкой в прошлом году… которая умерла от лейкемии, — негромко объяснила Рен. — Все собравшиеся станут делать вид, что им меня не хватает, хотя они даже не знали меня.
Оливия потянулась за ее рукой и сжала.
— Ты не умрешь, — заверила она.
И как будто в подтверждение ее слов подал голос телефон Рен.
«Рен, ты в безопасности?» — написал Хью и напряженно прикипел глазами к экрану своего телефона.
Появились три точки, колеблющаяся линия… и он облегченно выдохнул.
«Кто-то кричал… потом стук… сейчас тихо».
Знать бы, сколько там женщин, кроме его дочери и сестры. Он понимал, что несет ответственность за каждого заложника внутри Центра, но, признаться честно, думал только о Бекс и Рен.
«А тетя Бекс?» — напечатал он.
«??? Не знаю».
В детстве, когда он задерживался после школы, Бекс настаивала, чтобы он ей звонил, когда будет дома. Он ненавидел эти звонки — казалось, что ему не повезло с родней. И только когда у него появилась Рен и он стал беспокоиться о дочери, если ее не было рядом, Хью понял, почему его сестра была такой бдительной. Мы не отпускаем от себя другого ни на шаг не только потому, что хотим его защитить, — иногда мы просто хотим защитить себя.
Хью уперся взглядом в телефон — ему так хотелось придать Рен храбрости, силы, вселить надежду. «Сохраняй спокойствие», — напечатал он.
…
…
«Папочка, мне страшно», — ответила дочь. Она уже очень давно не называла его папочкой…
Когда Рен была маленькой, Хью как-то поднялся наверх и увидел, что дочь натирает себе лицо лимоном, пытаясь избавиться от веснушек. «У меня веснушки, — всхлипнула она. — Я уродина».
«Ты красавица, — уверял он ее, — а это не веснушки, это созвездия».
Она действительно была его вселенной.
Быть отцом — все равно что проснуться с мыльным пузырем в ладони, который тебе велят удержать, когда ты прыгаешь с головокружительной высоты, взбираешься на горную гряду, дерешься на передовой. И единственное твое желание — спрятать этот шарик подальше от катаклизмов, от жестокости, предубеждений и сарказма, но это не выход. Ты живешь в каждодневном страхе, что он лопнет или ты сам его лопнешь. И откуда-то ты знаешь: если этот пузырь исчезнет, ты исчезнешь вместе с ним.
Интересно, а женщины, которые обратились в Центр, думали иначе?
Поразмыслив, Хью пришел к выводу, что именно так они и думали.
«Я рядом», — написал он дочке в надежде, что этого будет достаточно.
Бет смотрела на незнакомого мужчину в своей палате. Полицейский. Не за дверью, а внутри. И смотрит на нее. Мурашки побежали по коже — как будто мало того, что она прикована наручниками к кровати.
Она хотела, чтобы рядом был отец. Она жалела, что не может написать ему сообщение, извиниться, поплакать, умоляя… Ее телефон изъяла полиция. Где сейчас папа? В кафе клиники? Или пошел прогуляться? Или просто сидит в машине и вспоминает все те ужасные вещи, которые они сказали друг другу? Бет знала, что, если бы она его увидела, поговорила с ним, она бы смогла раскрыть ему глаза на то, что ничего не изменилось, что она все так же сильно нуждается в нем. Если не больше, чем раньше… Если бы он пожелал, она бы месяц просидела с ним в церкви, замаливая свои грехи. Она бы все отдала, чтобы все было как раньше.
Бет повернулась на звук открываемой двери — но надежде пришлось угаснуть. Явился не отец, на пороге стоял незнакомый мужчина в костюме, с копной темных волос. За ним последовала стенографистка, которая прошла в палату и установила пишущую машинку в углу у батареи.
— Здравствуйте, Бет, — поприветствовал он. — Я помощник окружного прокурора Уилли Корк. Как вы себя чувствуете?
Она посмотрела на прибывшего, на полицейского и остановила свой взгляд на стенографистке. Когда Бет была маленькой и хотела в туалет, отец просил кого-то из женщин отвести ее в женскую уборную. Он постоянно ее учил: если чувствуешь, что необходима помощь, нужно найти женщину, которая похожа на заботливую мамочку.
