– Где ты был, когда я нуждался в тебе?
– Пригрелся на солнышке, нкози, и спал, как старуха, – с виноватым смехом отозвался Мбежане.
Катрина принесла поесть, он почувствовал запах еды и понял, что голоден. Съел все и снова уснул.
Выбрав на берегу Саби подходящее местечко в тени, Мбежане построил Шону открытый навес с соломенной крышей. В нем соорудил кровать на столбах, скрепив ее кожаными ремнями. Шона перенесли из фургона туда, и Катрина все суетилась вокруг, пока его не уложили. Катрина побежала в фургон за подушками, а когда вернулась, увидела, что с Шоном на кровати удобно устроился Тиф.
– Убери немедленно это чудовище, я ведь только что выстирала одеяла!
Тиф всем телом прижался к кровати и спрятал морду под мышкой у Шона.
– Да не волнуйся ты, он же чистый, – вступился за пса Шон.
– От него псиной несет.
– Вовсе нет. – Шон обнюхал Тифа. – Разве что самую малость…
– Неразлучная парочка! – Катрина положила подушки под голову Шона и подошла к изножью кровати. – Как нога?
– Отлично, – заверил Шон.
Тиф незаметно сдвинулся вверх и тоже устроился головой на подушку.
День за днем тянулись неторопливо, раны Шона заживали, и он постепенно набирался сил. Под навесом свободно гулял воздух и подсушивал болячки на груди и на ноге, правда все равно оставались шрамы. По утрам после завтрака Шон устраивал для своих подданных прием. Катрина садилась в изножье его кровати, а верные зулусы усаживались на корточках вокруг. Сначала беседа касалась домашних дел. Первой темой, как правило, становилось здоровье буйволов – причем каждый был назван по имени, и далее подробно обсуждалось состояние их глаз, копыт и желудков. У единственной оставшейся суки началась течка – справится ли Тиф со своей мужской обязанностью? Кругом полно дичи, – может быть, нкозикази возьмет сегодня винтовку и пойдет постреляет? Хлуби поймал в реке четыре марены средних размеров… В этом месте беседа переходила на окружающий их буш. За первым поворотом реки вниз по течению лев убил дикого буйвола – там теперь полно стервятников. В миле вверх по течению стадо слоних приходило ночью на водопой. Каждая новость подробно обсуждалась всем собранием. Любой из присутствующих свободно высказывался или спорил, если был не согласен с чьей-либо точкой зрения. Когда все темы исчерпывались и все желающие смогли высказаться, Шон ставил перед ними задачи и посылал их выполнять. И только потом они с Катриной оставались вдвоем.
Из-под навеса хорошо был виден полный изгиб реки: там на песчаных отмелях лежали крокодилы, а на мелководье плескались зимородки.
Шон с Катриной сидели рядышком, совсем близко друг к другу, и разговаривали о ферме, которую они очень скоро заведут. Шон станет выращивать виноград и разводить лошадей, а у Катрины будут курочки. К следующему сезону дождей все фургоны у них будут полны слоновой костью; после этого еще один переход, и денег как раз хватит на ферму.
Шон уже совсем поправился и вполне мог вставать, но Катрина еще долго держала его в постели. Она ухаживала за ним, как мать за своим ребенком, и это ему очень нравилось. Шон, как и всякий мужчина, с большим удовольствием принимал заботу и даже слегка преувеличивал степень опасности своих ран.
Наконец, хотя и с большой неохотой, Катрина позволила ему встать. Еще с неделю он не выходил за пределы лагеря, пока окончательно не окрепли и не перестали подкашиваться ноги. А в один прекрасный вечер он взял винтовку и отправился с Мбежане пострелять свежей дичи. Шли они медленно, Шон старался беречь ногу; совсем недалеко от стоянки ему удалось подстрелить молодую антилопу канну. Шон сел под деревом мсаса и закурил сигару, а Мбежане тем временем побежал за подмогой, чтобы перенести свежее мясо в лагерь. Шон смотрел, как они разделывают тушу; мясо покрывали довольно толстые прослойки жира. Зулусы сложили мясо на шесты, концы шестов положили себе на плечи и по двое понесли добычу в лагерь.
Когда вернулся Шон, Катрина пребывала в своем непостижимо-загадочном настроении. За ужином он заговорил с ней, и она отвечала как-то мечтательно-отстраненно, а потом уселась у костра несколько особняком. Она была удивительно прелестна, но Шон чувствовал озадаченность и даже немного обиделся. Наконец он не выдержал и встал:
– Пора спать, я провожу тебя до фургона.
– Ты иди. Я еще посижу немножко.
Шон даже растерялся, не зная, что и делать.
– Что-то не так? Я сделал что-то не так?
– Нет-нет, – быстро ответила она. – Все в порядке. Иди спать.
Он поцеловал ее в щечку:
– Если что, зови меня. Я буду рядом. Спокойной ночи и сладких снов.
Шон выпрямился.
– Пошли, Тиф, – позвал он. – Пора спать.
– Оставь, пожалуйста, Тифа со мной.
Катрина схватила собаку за загривок и удержала ее рядом.
– Зачем?
– Не так скучно будет сидеть.
– Тогда и я останусь. – Шон собрался было сесть рядом.
– Нет, ты иди спать, иди же!
В голосе ее чувствовалось отчаяние, и Шон пристально посмотрел на нее:
– Ты правда хорошо себя чувствуешь?
– Да, да. Прошу тебя, иди.
Он направился к своему фургону, потом оглянулся. Она сидела очень прямо и держала собаку.
Шон полез в фургон. Оказавшись внутри, увидел, что там уже горит лампа, а посмотрев на кровать, удивленно замер на месте. На ней были постелены не просто грубые одеяла, как раньше, а настоящие простыни. Он провел ладонью по гладкой поверхности ткани, она была свежевыглажена и хрустела. Он сел, снял сапоги. Расстегнув рубаху, бросил ее на сундук, потом лег на спину и посмотрел на лампу.
– Черт возьми, очень странно все это, – проговорил он вслух.
– Шон, – послышался ее голос рядом с фургоном.
Шон мгновенно вскочил и откинул полог.
– Можно войти? – Она смотрела на него.
– Да, конечно.
Он протянул ей руку и поднял ее в фургон. Заглянул в лицо – оно было испуганно.
– Все-таки что-то случилось, – сказал он.
– Нет, не трогай меня. Я должна тебе кое-что сказать. Сядь на кровать.
Не на шутку встревоженный, Шон внимательно смотрел ей в лицо.
– Когда я ушла с тобой, я думала, что люблю тебя. Думала, что мы с тобой всегда будем вместе. – Она болезненно сглотнула. – А потом нашла тебя там на траве, ты лежал весь израненный и полумертвый. Ты чуть не погиб еще до того, как по-настоящему началась наша совместная жизнь.
Шон видел, как изменился ее взгляд: она снова болезненно переживала то, что случилось. Он протянул руку, но она схватила его за запястье:
– Нет, погоди… прошу тебя, дай я закончу. Мне надо все тебе объяснить. Это очень важно. – Шон опустил руку, и она быстро продолжила: – Ты был при смерти, и я тоже умирала, все во мне умирало. Внутри была пустота. Ничего не осталось. Ничего… пустота внутри и холод снаружи – холод смерти. Я трогала твое лицо, и ты смотрел на меня. Я молилась тогда, Шон, молилась изо дня в день, когда ты боролся с гнилой смертью в своем организме.
