– Нет, сэр, на ночь мы закрываем на задвижку. Выйти можно, а вот войти – нет.
Шон выскочил на улицу. Куда бежать, где ее искать? В какую сторону она пошла? Направилась обратно в Преторию, к своим фургонам? Нет, вряд ли. Ей бы понадобилось нанять экипаж, а денег у нее нет. Почему она ушла, не разбудив его, почему бросила Дирка, оставила всю одежду и исчезла в ночи? Скорей всего, она лишилась душевного равновесия под воздействием лекарства, которое дал ей врач. Впрочем, возможно, его версия о том, что она пережила какое-то потрясение, не совсем ошибочна, и, возможно, сейчас она в беспамятстве бродит по улицам одна, в ночной рубахе, и, возможно…
Хмурым и холодным трансваальским утром Шон стоял на тротуаре. Город, бормоча, уже просыпался. В голове Шона теснились вопросы, на которые он не находил ответа.
Он побежал обратно в гостиницу и через черный ход выскочил на задний двор к конюшням.
– Мбежане! – крикнул он. – Мбежане, куда ты пропал, черт тебя дери?
Мбежане тут же появился – он был в стойле, чистил скребницей лошадь, которую они взяли напрокат.
– Нкози… – сказал он.
– Ты где-нибудь видел нкозикази?
Лицо зулуса сморщилось, он озадаченно нахмурился:
– Вчера…
– Нет, черт возьми! – заорал Шон. – Сегодня… может, ночью. Ты видел ее?
Лицо Мбежане было красноречивее всякого ответа.
Нетерпеливо махнув рукой, Шон забежал в стойло. Сдернул с крюка седло и бросил его на спину ближайшей лошади.
– Нкозикази больна, – сказал он, затягивая подпругу и вставляя лошади между зубами удила. – Ночью она куда-то ушла. Возможно, она где-то бродит, как спящий лунатик. Быстро сходи к своим друзьям, скажи, пускай выйдут ее искать; скажи, что тот, кто найдет ее, получит десять фунтов золотом. Потом возвращайся и присмотри за Дирком, пока я не вернусь.
Шон вывел лошадь из стойла, а Мбежане поспешил исполнять приказание. Шон знал, что не пройдет и пяти минут, как половина зулусов Йоханнесбурга станет искать Катрину. Верность своему племени и десять фунтов золотом – стимул достаточно мощный. Шон вскочил в седло и галопом поскакал со двора. Сначала решил проверить дорогу на Преторию. Он отъехал от города на три мили, и пасущий овец рядом с дорогой зулус-пастушонок заверил Шона, что Катрина здесь не проходила.
Он повернул обратно. Нанес визит в полицейский участок на Маршал-сквер. Комендант сразу вспомнил его по прежним временам. Шон вполне мог положиться на его помощь.
После полицейского участка Шон быстро проехал по улицам, которые стали заполняться народом, – начинался рабочий день. Он остановился перед гостиницей и, перепрыгивая через две ступеньки, взбежал наверх. Новостей для него у администратора не оказалось. Он побежал дальше, вверх по лестнице и по коридору к своему номеру.
Мбежане кормил Дирка завтраком. Увидев отца, Дирк с набитым ртом так и просиял; мальчик протянул к нему руки, чтобы тот взял его, но для сына у Шона сейчас не было времени.
– Не возвращалась? – спросил он.
Мбежане покачал головой:
– Они найдут ее, нкози. Сейчас ее ищут пятьдесят человек.
– Оставайся с ребенком, – сказал Шон и вернулся к лошади. Хотел было сесть в седло, но остановился, решительно не зная, куда ехать. – Куда же, черт возьми, она отправилась? – задал он вопрос вслух.
В одной ночной рубашке, без денег, куда же, черт побери, она ушла?
Он сел на лошадь и бесцельно поехал по улицам города, понимая необходимость розысков. Он вглядывался в лица прохожих на тротуарах, сворачивал в чистенькие переулки, заглядывая во дворики и на пустыри…
К полудню лошадь его устала, да и сам Шон тоже, однако он заставлял себя искать, подгоняемый тревогой и отвратительным настроением. Шон обыскал каждую улицу Йоханнесбурга, до чертиков надоел всем в полицейском участке, загонял руганью гостиничного клерка, но о Катрине не было ни слуху ни духу. В пятый раз уже он ехал по Джепп-стрит, как вдруг, несмотря на всю его озабоченность одной только целью, в глаза ему бросилось красивое трехэтажное здание «Кэндис-отеля».
– Кэнди, – прошептал он. – Она может мне помочь.
Он нашел ее в кабинете среди персидских ковров и позолоченной мебели, стен, оклеенных голубыми и розовыми узорчатыми обоями, с зеркальным потолком, шестью хрустальными водопадами люстр и письменным столом, инкрустированным индийской мозаикой. Шон отодвинул в сторонку человечка в черном альпаковом пальто, который пытался его остановить, и ворвался в кабинет. Кэнди подняла голову, увидела, кто вошел, и недовольное выражение исчезло с лица ее.
– Шон… как мило, что ты заглянул.
Она встала из-за стола и направилась к гостю; колокол юбок скрывал шаги, и казалось, что она не идет, а плывет. Нежные щеки по-прежнему отличались гладкостью и белизной, голубые глаза излучали радость. Она протянула ему руку, но тут увидела его опрокинутое лицо:
– Что случилось, Шон?
Он торопливо рассказал ей все. Она внимательно выслушала и, когда он закончил, позвонила в колокольчик.
– В шкафчике над камином бренди, – сказала она Шону. – Думаю, сейчас тебе это не помешает.
На зов колокольчика явился человечек в альпаковом пальто. Шон налил себе большую порцию бренди и стал слушать распоряжения Кэнди.
– Проверить железнодорожную станцию. Телеграфировать на все станции дилижансов. Пошлите кого-нибудь в больницу. Проверьте журналы регистраций всех гостиниц и пансионов.
– Слушаюсь, мадам. – После каждого распоряжения человечек кивал и, выслушав до конца, исчез.
Кэнди повернулась к Шону:
– Налей и мне тоже, а потом сядь и успокойся. Ты ведешь себя именно так, как она и хотела.
– Что ты хочешь этим сказать? – озадаченно спросил Шон.
– Это тебе урок, как надо держать жену в руках, дорогой. Думаю, ты достаточно давно женат, чтобы понять это.
Шон принес ей стакан, и Кэнди похлопала по дивану рядом с собой.
– Сядь, – сказала она. – Найдем мы твою Золушку.
– Погоди… что ты имеешь в виду? Что значит «держать жену в руках»? – снова спросил он.
– За плохое поведение мужа надо наказывать, вот что. Ты мог есть с открытым ртом, огрызаться и дерзить, тянуть на себя одеяло, не тем тоном говорить «доброе утро» или совершить какой-нибудь смертный супружеский грех, но… – Кэнди отхлебнула бренди и тихонько вздохнула. – Вижу, ты так и не научился обращаться с бутылкой бренди. Глотаешь, как кашалот, галлонами… но, как я уже говорила, мне кажется, у нашей маленькой Кэти приступ ревности. Возможно, впервые, если учитывать, что всю супружескую жизнь вы провели вдалеке от цивилизации и у Катрины не было возможности наблюдать, как действует на женщин обаяние Кортни.
– Чепуха, – сказал Шон. – К кому ей тут ревновать?
