И снова они надолго замолчали.
– Зря ты это сделал, Шон, – сказал Гаррик.
– Что сделано, то сделано. Эта Носопырка получила свое и всегда будет получать… а нам сейчас лучше подумать, что папе сказать.
– Он же бил меня, – сказал Гаррик. – Он мог меня убить.
– Ну да, – с готовностью согласился Шон. – И меня тоже ударил.
Они замолчали, обдумывая сказанное.
– А давай просто уйдем из дома, – предложил Гаррик.
– И ничего папе не скажем? – Эта мысль Шону даже понравилась.
– Ну да. Можно уйти в плавание или еще что-нибудь придумать. – Лицо Гаррика просветлело.
– У тебя же морская болезнь, тебя даже в поезде тошнит.
И снова оба задумались: каждый ломал голову, что делать дальше. Потом Шон посмотрел на Гаррика, Гаррик – на Шона. Словно поняв друг друга, братья оторвались от перил и, больше ни слова не говоря, двинулись в Теунис-Крааль.
Перед домом они увидели Аду. Широкополая соломенная шляпа закрывала лицо от жаркого солнца, на локте висела корзинка с цветами. Она была так увлечена работой в саду, что не сразу заметила их. Братья уже пересекали лужайку перед домом, когда мачеха увидела их и замерла, стараясь успокоить себя, подавить тревогу. Ада по опыту знала, что от пасынков можно ожидать чего угодно, и была готова благодарить судьбу, если все оказывалось не так уж плохо.
Они подходили все ближе, и шаги их все замедлялись. Наконец братья остановились, словно механические игрушки, у которых кончился завод.
– Ну здравствуйте, – сказала Ада.
– Здравствуйте, – отозвались они в один голос.
Порывшись в кармане, Гаррик достал носовой платок и высморкался. Шон принялся внимательно разглядывать крутую голландскую крышу Теунис-Крааля, словно никогда раньше ее не видел.
– Ну, что скажете? – Она старалась говорить как можно спокойнее.
– Мистер Кларк отправил нас домой, – объявил Гаррик.
– Почему? – Спокойствие Ады начинало трещать по швам.
– Ну… – Гаррик посмотрел на Шона, ища поддержки, но все внимание брата было приковано к крыше. – В общем… Понимаешь, Шон… в общем, он несколько раз стукнул мистера Кларка по голове, и тот упал. А я ничего такого не сделал.
– О господи, – тихонько простонала Ада. Помолчав, тяжело вздохнула. – Ну хорошо. Теперь давайте все с самого начала и по порядку.
Они принялись торопливо рассказывать, перебивая друг друга и споря насчет подробностей.
– Так, – промолвила Ада, когда они закончили. – Сейчас вам лучше пойти к себе. Отец сегодня работает на приусадебном участке и скоро придет обедать. Постараюсь его как-нибудь подготовить.
В комнате братьев царила жизнерадостная атмосфера камеры смертников.
– Как думаешь, сколько он нам всыплет? – спросил Гаррик.
– Думаю, пока не устанет, потом отдохнет и еще добавит, – ответил Шон.
За окном послышался топот копыт, и лошадь Уайта остановилась во дворе. Он что-то сказал мальчишке, помощнику конюха, и засмеялся. Хлопнула дверь на кухню, прошло полминуты тревожного ожидания, потом донесся рев Уайта. Гаррик испуганно вскочил.
Следующие минут десять они слышали, как отец о чем-то говорит с Адой на кухне и сердитый бас сменяется ее увещевающим бормотанием. Потом в коридоре послышались легкие шаги Ады, и она вошла в спальню:
– Отец зовет вас к себе, он в кабинете.
Уайт стоял возле камина. Борода его была припудрена дорожной пылью, лоб сморщился, как вспаханное поле, а глаза гневно горели.
– Войдите! – проревел он, когда Шон постучал в дверь.
Они робко вошли и встали перед ним. Уайт постукивал хлыстом по правой ноге, выбивая из штанов облачка пыли.
– Подойди сюда, – приказал он Гаррику.
Тот повиновался. Отец всей пятерней вцепился ему в волосы, оттянул голову сына назад и некоторое время рассматривал шишку у него на лбу.
– Гм… – сказал Уайт.
Потом отпустил волосы Гаррика, и они встали на голове хохолком. Бросил на стол хлыст.
– Теперь ты подойди, – велел он Шону. – Вытяни руки вперед – нет, ладонями вниз.
Кожа на обеих руках была содрана, одна костяшка даже распухла.
– Гм… – повторил он то же слово.
Повернувшись к полке возле камина, Уайт достал трубку и набил ее табаком из каменной табакерки.
– Черт бы вас побрал, какие же вы еще дураки оба, – сказал он. – Ладно, так и быть, рискну, возьму вас, для начала за пять шиллингов в неделю и на всем готовом. Ступайте обедать… Днем у нас много работы.
Не веря собственным ушам, они во все глаза смотрели на отца, потом опомнились и попятились к двери.
– Шон!
Шон остановился, понимая, что все закончилось слишком хорошо, чтобы быть правдой.
– Куда ты его бил?
– Да куда попало, папа, куда смог попасть, туда и бил.
– Это нехорошо, – сказал Уайт. – Надо бить вот сюда, – мундштуком трубки он постучал себе по скуле, – и кулаки надо сжимать покрепче, иначе не успеешь повзрослеть – переломаешь все пальцы.
– Да, папа.
Дверь за Шоном тихо закрылась. Уайт наконец позволил себе улыбнуться.
– А, все равно, хватит с них этого учения, – сказал он вслух. Он зажег спичку, раскурил трубку и выпустил изо рта клуб дыма. – Черт побери, хотел бы я на это посмотреть своими глазами. Эта конторская крыса в другой раз хорошенько подумает, прежде чем связываться с моим мальчиком.
12
Теперь перед Шоном легла дорога, которая так и звала помчаться в путь. Он был рожден, чтобы бежать, и Уайт Кортни наконец вывел его из стойла, в котором он прозябал, и показал, что и как надо делать. И Шон побежал, ничего не зная о награде, не имея понятия о протяженности пути. И все равно он бежал с радостью, не жалея сил.
Каждое утро, еще до рассвета, он стоял с отцом и Гарриком на кухне, глотал кофе из кружки, сжимая ее обеими руками, и с волнением встречал наступающий день.
– Шон, возьмешь с собой Заму и Н’дути, пройдешь вдоль реки и проверишь, не отбился ли кто от стада.
– Хватит и одного, папа, Н’дути тебе понадобится в бассейне с травильным раствором.
– Хорошо. Постарайся прийти туда до полудня, сегодня мы должны пропустить тысячу голов.
Шон проглотил остатки кофе и застегнул куртку на все пуговицы.
– Ну, я пошел.
За дверью на кухню конюх уже держал для него оседланную лошадь. Шон сунул винтовку в чехол и вскочил в седло, не касаясь ногой стремени. Он улыбнулся Уайту и, тронув лошадь с места, выехал со двора. Еще было темно и холодно.
