Это зрелище, похоже, встряхнуло и Эйксона.
– Хорошо, – сказал он. – Выдвигаемся к исправному мосту. За мной, Кортни.
За спиной кто-то вскрикнул, и Шон услышал падение тела. Но оглядываться не стал. Он смотрел на маячивший впереди мост. Шон механически переставлял ноги, но мост, казалось, совсем не приближался. Терновник здесь рос гуще, чем возле реки, и атакующие смогли хоть как-то укрыться от безжалостных и метких стрелков, засевших на другом берегу. И все равно бойцы падали один за другим, а шрапнель продолжала с яростью рваться у них над головой.
– Давай на другую сторону! Займем там лучшие места! – прокричал Саул, идущий рядом.
– Давай, – согласился Шон, и они побежали.
На мост они вбежали первыми, а сразу за ними – Эйксон. На покрашенном серой краской металле ферм пули оставляли отчетливые шрамы. Вдруг Шон со спутниками каким-то чудом оказались на том берегу. Тугела теперь осталась у них за спиной.
Вдоль дороги шла дренажная канава; они прыгнули в нее и, тяжело дыша, залегли. Шон оглянулся. По мосту бежала масса одетых в мундиры людей, уже без всякого подобия порядка и строя; они столпились в узком, как бутылочное горлышко, проходе на мосту, и буры сразу перенесли огонь на них.
Прорвавшиеся на тот берег рассеивались вдоль реки и прятались за откосом берега, но у них за спиной продолжалось избиение массы ругающихся, бегущих, злых, напуганных и гибнущих ни за грош людей.
– Кровавая баня, черт меня побери! – глядя на это, потрясенно проговорил Шон.
Убитые и раненые падали через низкие перила и летели в бурые воды Тугелы, чтобы либо утонуть, либо с горем пополам выкарабкаться на берег. Но поток людей через мост не прерывался, солдаты прятались в дренажных канавах по обе стороны дороги, а также за крутым обрывом берега.
Шону стало ясно, что наступление теряет силу и стремительность. Люди прыгали в канаву, и, глядя на их лица и на то, как они жмутся к земле, Шон понимал, что продолжать атаку они уже не в состоянии. Кошмар, через который они прошли на мосту, нарушил всякую дисциплину, державшую их в четких, повинующихся командам шеренгах; офицеры и солдаты смешались в одну неразличимую и страшно напуганную толпу. Между группами, засевшими в двух дренажных канавах и под защитой крутого берега, не имелось никакой связи, а уж про тех беззащитных, кто еще только переходил на эту сторону, и говорить нечего. Огонь с позиций буров не прекращался; теперь уже мост оказался завален кучей павших, и каждой новой волне приходилось карабкаться по раненым и убитым, а шквал огня из винтовок противника продолжал непрерывно поливать по ним горячим дождем.
По опорам моста текли ручьи свежей крови, ужасно контрастируя с серой краской, и поверхность реки покрыли медленно уплывающие вниз по течению шоколадно-коричневые пятна. То здесь, то там из шума бессвязных криков и стонов вырывался чей-нибудь отчаянно-призывный голос:
– Сюда, двадцать первый! Двадцать первый, ко мне!
– Самостоятельный огонь! По высотам! Беглый огонь!
– Санитара!
– Билл! Где ты, Билл?
– Господи! О Иисус!
– Вставай, ребята! Вставай!
– Двадцать первый, слушай мою команду! Примкнуть штыки!
Кто по плечи высовывался из канавы и отвечал на огонь буров, кто прикладывался к фляге с водой. Какой-то сержант возился с винтовкой, у которой заклинило затвор, и тихо ругался, не поднимая головы, а рядом с ним, откинувшись спиной на стенку канавы и раскинув ноги, сидел рядовой и смотрел, как из раны в животе толчками течет кровь.
Шон встал и почувствовал на щеке ветерок от просвистевшей мимо пули, в нижней части живота шевельнулась и еще плотнее свернулась кольцом подленькая змея страха. Он выскочил из канавы.
– Вперед! – заорал Шон и побежал к холмам.
Впереди лежало открытое поле, а дальше – ограждение из ржавой колючей проволоки, натянутой на полусгнившие деревянные столбы. Он добежал до него и каблуком ударил по одному из столбов. Столб упал на землю, проволока порвалась. И он перепрыгнул через нее.
– Никто за нами не пошел! – крикнул бегущий рядом Саул.
Шон остановился. Они стояли посреди поля вдвоем – и винтовки буров сейчас наверняка яростно их выцеливают.
– Беги, Саул! – закричал Шон и сорвал с себя шляпу. – Вперед, ублюдки! За мной!
Он замахал шляпой оставшимся позади бойцам.
Еще одна пуля пролетела так близко, что от поднятого ею ветра его шатнуло.
– Сюда! Давайте за нами! Вперед! – закричал Саул, не оставивший Шона в одиночестве.
Он даже приплясывал от возбуждения и хлопал в ладоши.
– Назад! – донесся до них голос Эйксона; тот встал в дренажной канаве во весь рост, видный чуть не по пояс. – Назад, Кортни!
Атака закончилась. Шон понял это сразу, как и то, что Эйксон принял правильное, мудрое решение. Дальнейшее продвижение по полю, открытому для обстрела засевшими на холмах бурами, было равносильно самоубийству. Решимость, которая заставила его добежать до этого места, испарилась, и страх сорвался с цепи, на которой Шон его удерживал. Не взвидя света, он пригнулся и, всхлипывая, не чуя под собой ног и бешено работая локтями, рванул обратно.
Внезапно в Саула, бежавшего рядом, попала пуля. Ранение в голову швырнуло его вперед, винтовка выпала из рук; он хрипло вскрикнул от боли и неожиданности и упал, по инерции проехав животом по траве. А Шон побежал дальше.
– Шон! – услышал он за спиной голос Саула. Это был отчаянный крик человека, который нуждался в помощи. – Шон!
Но Шон словно оглох. Он жаждал как можно скорее добежать до безопасной канавы.
– Шон! Прошу тебя!
И Шон остановился, не зная, что делать, в то время как сверху отрывисто лаяли вражеские винтовки и пули со свистом срезали вокруг него стебли трав.
«Брось его! – визжал страх у Шона в голове. – Брось его! Беги! Беги!»
Саул с окровавленным лицом полз к нему, не сводя с него взгляда:
– Шон!
«Брось его! Брось его!»
Но в жалком, перепачканном кровью лице Саула светилась надежда, пальцы рук царапали землю под грубой травой, с корнем вырывали стебли, когда он, подтягивая тело, помогал себе ползти вперед.
То, что сделал Шон, не укладывалось в разумные пределы. Но он двинулся к Саулу.
Пришпориваемый страхом, он собрал последние силы, поднял спутника и побежал к своим.
О, как Шон сейчас ненавидел его – никогда и ни к кому он не испытывал такой ненависти… однако, спотыкаясь, он нес Саула к засевшим в дренажной канаве солдатам. Время для него замедлилось, и ему казалось, что он идет туда целую вечность.
– Будь ты проклят! – прошептал он Саулу. – Чтоб ты провалился! – добавил он. Слова слетали с языка легко – это говорил не он, за него говорил страх.
