Ноги Шона коснулись илистого дна; словно цыплята под крылом курицы, они оказались под провисшим мостом. Шон отпустил ветку, позволив реке нести ее дальше по своему усмотрению, и вытащил Саула на берег между металлическими фермами.
– Пять минут отдохнем, – сказал Шон и присел рядом с другом на корточки, чтобы поправить сползшую на уши Саула повязку.
С промокших насквозь мундиров стекала грязная вода, и Шон горевал о потере сигар, развалившихся от влаги в нагрудном кармане.
Рядом с высокой железнодорожной насыпью из гравия шла еще одна дренажная канава. Пригнувшись насколько возможно, они двинулись дальше. Шон пустил Саула впереди и покрикивал на него всякий раз, когда тот хотел встать и распрямить ноющую от перенапряжения спину. Один раз какой-то засевший на вершине холма снайпер вогнал пулю в гравий совсем рядом с головой Шона, и он, почти уткнувшись носом в колени, устало выругался. Но Саул ничего не заметил. Едва передвигаясь на мокрых, усталых ногах впереди Шона, он наконец упал и остался лежать, растянувшись на дне канавы.
Шон пнул его ногой:
– Вставай, черт бы тебя побрал!
– Не надо, Руфь. Не буди меня так рано. Сегодня же воскресенье. Выходной день.
Саул смотрел на Шона и говорил вполне отчетливо, разумным, убедительным тоном, но глаза его были мутны, а зрачки превратились в крохотные черные точки.
– Вставай! Вставай, тебе говорят!
Услышав имя Руфи, Шон с удвоенной силой стал приводить Саула в чувство. Он схватил его за плечо и с силой встряхнул. Голова Саула резко дернулась из стороны в сторону, и сквозь повязку просочилась свежая кровь. Спохватившись, Шон осторожно опустил его на землю:
– Саул, прошу тебя. Сделай попытку, так надо. Еще немного вперед.
– Не блестит, – прошептал Саул. – Никакого блеска. Не хочу.
Он закрыл глаза, пухлые губы его раскрылись, дыхание вырывалось изо рта с хрипом и маленькими пузырьками слюны.
Шон всмотрелся в лицо Саула, и его охватило удушающее отчаяние. Глаза друга глубоко запали в фиолетовые глазницы, туго натянув кожу на щеках и на костлявом носу.
«Вовсе не потому, что я чуть не убил его, и не потому, что это теперь мой моральный долг. Но потому что… потому что… Почему? Как можно описать чувства, которые ты испытываешь к другому человеку? Могу сказать только одно: он мой друг. Значит, я не могу оставить его здесь, потому что он мой друг».
Опустившись рядом с Саулом, Шон сперва приподнял его вялое тело в сидячее положение, затем обернул его руку вокруг своей шеи и встал, придерживая спутника. Саул повис рядом, безвольно склонив голову на грудь. Шон посмотрел вперед. Он видел, как избежавшие смерти на мосту с трудом тащатся к поселку, неся с собой раненых.
По просторам равнины по одному, по двое или трое, подгоняемая шрапнелью, разбитая и сломленная, отступала могучая армия Буллера. А меньше чем в ста ярдах от места, где сидел на корточках в канаве Шон, аккуратно выстроенные в траве, покинутые и всеми забытые, стояли полевые артиллерийские орудия.
Шон быстро отвел от них взгляд и тяжело побрел прочь от реки. Одной рукой Шон держал Саула за кисть руки, перекинутой ему через плечо, а другой обхватил его за пояс.
Не сразу до него дошло, что огонь буров снова стал нарастать. Артиллерийский огонь, который как попало молотил отступающих, стал сосредоточиваться прямо перед Шоном. И винтовочный огонь за его спиной, который велся с высоток кое-как, с перерывами, теперь усилился и превратился в непрерывную яростную трескотню, словно позади него полыхал лесной пожар.
Прислонившись к стенке канавы, Шон всматривался вперед сквозь заросли мимозы, клубы пыли и разрывы снарядов. Он увидел две лошадиные упряжки, они мчались между низкорослыми деревьями терновника, поднимая за собой бледные клубы пыли, которая смешивалась с пылью разрывов. Далеко впереди, оторвавшись от остальных и размахивая тростью, на большой гнедой лошади галопом скакал человек – он направлялся к брошенным орудиям.
– Смеется, ну надо же, – пробормотал Шон, с удивлением глядя на всадника.
Вот после очередного разорвавшегося неподалеку снаряда он скрылся за высоким облаком пыли, но скоро снова появился, заставив лошадь отклониться в сторону, словно игрок в поло. Рот его был раскрыт, и Шон видел, как сверкают его зубы.
– Надо же, хохочет… ох, дохохочется, что свернет себе шею!
Шон тоже вдруг развеселился.
– Давай, парень, жми! Жми на всю катушку! – закричал он.
Голос его потонул в грохоте разрывов.
– Ага, они хотят спасти пушки! – завопил Шон. – Саул, смотри, что делают, они хотят забрать пушки!
Уже и сам не понимая, как у него это получилось, обезумев от волнения, Шон выскочил из канавы и – откуда только силы взялись! – побежал, закинув потерявшего сознание Саула на плечо. Путаясь в траве ногами, он спешил к орудиям.
Когда Шон добрался до батареи, первая группа была уже там. Солдаты суетились вокруг орудия номер один, пытаясь с помощью лошадей сдвинуть его с места. Шон опустил на траву неподвижное тело Саула. Двое рядовых стали поднимать лафет пушки, но справиться с этой задачей могли только четверо.
– С дороги! – закричал им Шон.
Он оседлал длинный, клинообразный стальной хобот лафета. Ухватился обеими руками и поднял его, удерживая на весу на нужной высоте.
– Давайте сюда лафет.
Они быстренько подкатили съемную ось с колесами под хобот и поставили на место. Тяжело дыша, Шон отошел в сторону.
– Молодец! – крикнул ему юный офицер, наклонившись в седле. – Садись на лафет!
Но Шон повернулся и побежал к Саулу. Подняв друга на руки, он, спотыкаясь, подошел к лафету.
– Заберите его с собой, – прорычал он двум солдатам, которые успели уже устроиться.
Они подхватили Саула с двух сторон и втащили на лафетное сиденье.
– А для тебя уже места нет, парень. Займи место Тэффи на правом кореннике! – прокричал один из них.
Шон увидел, что он прав. Остальные погонщики уже садились на лошадей, но одно седло оставалось пустым…
– Присмотри за ним, – сказал он солдату, державшему Саула.
– Не волнуйся, держу его крепко, – заверил его артиллерист, – садись скорей в седло, – поторопил он Шона, – мы уже трогаем.
– Так ты за ним присмотри, – повторил Шон и побежал вперед, к лошади.
И тут удача, которая хранила его все это утро, изменила ему. Совсем близко разорвался снаряд. Боли он не почувствовал, но правая нога подогнулась, и он упал на колени.
Шон попытался встать, но тело не слушалось.
– Вперед! – крикнул офицер.
Орудие тяжело тронулось с места. Подпрыгивая и раскачиваясь, оно стало набирать скорость; погонщики немилосердно хлестали лошадей. Шон увидел искаженное беспомощностью лицо пушкаря, который придерживал Саула; тот смотрел на него, не зная, что делать.
