– Убрать их, – приказал он.
Около тридцати бойцов спешились и двинулись вперед, чтобы очистить мост от трупов.
– Да смотрите поаккуратней с ними, на руках переносите, это вам не мешки с кукурузой. Перед вами мужчины. Храбрые мужчины.
Едущий рядом с ним Хенни плакал, не скрывая слез. Слезы капали на его залатанную твидовую куртку.
– Ну-ну, успокойся, мальчик мой, – тихонько бормотал Ян Пауль. – Слезы – это для женщин.
Он пустил лошадь через узкий проход между мертвыми. «И у меня глаза щиплет, – сердито думал он. – Это все от пыли, от солнца да порохового дыма».
Спокойно, без лишнего шума, без торжествующих улыбок победителей, они подошли к орудиям и рассыпались между ними.
Вдруг раздался винтовочный выстрел, и один из бойцов закачался, схватившись за пушечное колесо, чтобы не упасть.
Ян Пауль развернул скакуна и, прижавшись к его шее, пустил коня галопом к расщелине за орудиями, откуда прилетела пуля. Еще один выстрел – и пуля свистнула мимо уха, но к тому времени Ян Пауль уже был там. На полном скаку он остановил лошадь, и она встала на дыбы, а он соскочил с седла, мощным ударом ноги выбил винтовку из рук британского рядового и за шиворот поднял его на ноги.
– Послушай, ты, глупец… мы и так уже перебили… кучу народу… тебе все мало? – прорычал он по-английски в лицо солдатика, спотыкаясь от ярости в словах и делая паузы. – Все кончено! Сдавайся.
Потом он повернулся к оставшимся в живых английским артиллеристам, тесной кучкой прячущимся в расщелине:
– Сдавайтесь, сдавайтесь все! Хватит прятаться, вылезайте!
Те не двигались, наверно, целую минуту, потом медленно, по одному, начали вставать и, еле волоча ноги, выбираться из расщелины.
Одна группа буров уводила пленных, другие цепляли пушки и фургон с боеприпасами к упряжкам с лошадьми. И тут между стволами мимозы появились британские санитары-носильщики. Скоро их фигуры в военной форме, рыскающие в поисках своих раненых, смешались с бойцами буров.
Двое из них, темнокожие индийцы из военно-медицинской службы, наткнулись на бойца, лежащего поодаль на левом фланге. Он оказался буйный, и они никак не могли с ним справиться. Тогда Ян Пауль отдал Хенни поводья лошади и пошел посмотреть, в чем дело.
Раненый в полубреду выкрикивал страшные проклятия и отчаянно сопротивлялся попыткам индийцев наложить шины на его ногу.
– Оставьте меня в покое, сволочи! – крикнул он, и тяжелый кулак опрокинул одного из санитаров на землю.
Ян Пауль издалека узнал и голос, и этот мощный удар; он припустил туда бегом.
– Веди себя прилично или я тебе врежу! – прорычал он, подбежав к ним.
Шон с трудом повернул голову и попытался сфокусировать на нем взгляд:
– Кто это здесь? Ты кто такой? Проваливай, черт бы тебя побрал!
Ян Пауль не ответил. Он увидел раны Шона вблизи, и ему стало так дурно, что едва не стошнило.
– Дайте-ка сюда. – Он взял у потрясенных санитаров шины и присел рядом с Шоном.
– Убирайся! – заорал Шон. – Знаю, что ты хочешь сделать. Отрезать ногу, так?!
– Шон! – проговорил Ян Пауль, схватил его за руку и держал, пока Шон продолжал извиваться и ругаться.
– Убью, сволочь, подонок! Только тронь, я убью тебя!
– Шон! Да это же я! Посмотри на меня!
Шон медленно пришел в себя, успокоился, и взгляд его стал осмысленней.
– Ты? Это правда ты? – прошептал он. – Слушай, не дай им… не дай им резать мне ногу. Как это сделали с Гарри…
– Лежи смирно или я разобью твою глупую башку! – прорычал Ян Пауль.
Руки его, красные, как и лицо, мясистые большие руки имели толстые, как сосиски, мозолистые пальцы – но сейчас он работал ими осторожно, как мать обращается со своим ребенком. Наконец, держа его за щиколотку, он посмотрел на Шона:
– Теперь стисни зубы и держись. Ногу надо выпрямить.
Шон сделал попытку усмехнуться, но лицо его посерело под толстым слоем грязи, и пот крохотными капельками сочился сквозь кожу.
– Много болтаешь, чертов голландец. Сделай это!
Куски сломанной кости в клочьях изорванного мяса со скрипом соединились, и Шон задохнулся от боли. По всем мышцам тела прошла судорога, потом оно снова расслабилось – Шон потерял сознание.
– Ja, – проворчал Ян Пауль. – Так-то лучше.
Только сейчас на его лице появилось выражение сострадания. Он наложил шины, закончил перевязку и несколько секунд еще сидел на корточках рядом с бесчувственным Шоном.
– Выспись как следует, брат, – прошептал он так тихо, что санитары не разобрали ни слова. – И да спасет Господь твою ногу.
Он встал, и с каменно-красного лица начисто исчезли все следы жалости и печали.
– Уносите, – приказал он и подождал, пока санитары поднимут носилки и на подгибающихся от тяжелого груза ногах пойдут к своим.
А он поплелся по траве к своей лошади. Вскочив в седло, Ян Пауль еще раз бросил взгляд на юг, но санитары со своей ношей уже пропали среди деревьев мимозы. Он коснулся шпорами боков скакуна и двинулся вслед направляющейся к Тугеле длинной веренице фургонов, пленных и артиллерийских орудий. Стояла тишина, нарушаемая лишь звяканьем упряжи и меланхоличным стуком колес.
19
Гаррик Кортни смотрел, как льется в его широкий бокал струя шампанского. Золотистыми искорками переливались пузырьки, отражая свет лампы. Распорядитель офицерской столовой поднял бутылку, расторопно поймал салфеткой каплю вина и двинулся за спиной Гарри дальше, собираясь наполнить бокал сидящего рядом бригадного генерала Литтелтона.
– Нет. – Литтелтон прикрыл ладонью свой пустой бокал.
– Да что это вы, право, Литтелтон? – сказал сэр Редверс Буллер, наклоняясь вперед. – Это же превосходное вино.
– Благодарю вас, сэр, но шампанское пьют за победу… Может, лучше послать ящик на тот берег реки?
Буллер медленно покраснел и опустил взгляд на свой бокал. И снова за общим столом воцарилось жуткое молчание. Пытаясь нарушить его, слово взял Гарри.
– А я считаю, что наш отход сегодня был произведен в образцовом порядке, – сказал он.
– О, я от всей души соглашусь с вами, – подал голос с другого конца стола лорд Дандональд. Его леденящий сарказм не прибавил веселья за столом, скорее наоборот. – Но по совести говоря, подполковник, обратно с прогулки мы возвращались совсем налегке.
Это был явный намек на брошенные пушки, и все глаза устремились на Буллера – Дандональд дерзко и пренебрежительно продемонстрировал свою широко известную несдержанность. Но, как пэр Соединенного Королевства, он мог позволить себе воспользоваться такой возможностью. С изысканным высокомерием он встретил взгляд Буллера и отменно выдержал его, дождавшись, пока тот опустит свои бледные глаза навыкате.
