– Этот парень сможет сам позаботиться о себе. Так что не волнуйся, все будет хорошо.
А Дирк уже спускался по склону, оставляя за собой хвост пыли, поскольку Плясунья по большей части скользила вниз на задних ногах.
– Майкла все еще не видно? – Руфь беспокойно прижалась к нему.
– Нет. Пока не видно, – проворчал Шон. – Дирк вполне может позволить себе объехать болото, он впереди на четверть мили.
Внезапно облегченный вздох пронесся по толпе, словно порыв ветерка по полю пшеницы.
– Вон он!
– Спускается! Спускается по склону!
– Да что теперь-то, уже не догонит, разве что полетит!
Шон перевел бинокль на Майкла, потом снова на Дирка, прикинул скорость каждого и их положение на дистанции, делая поправку на задержку Майкла в болоте, но ставя против этого расстояние, которое Дирк должен был преодолеть.
– Может догнать, – размышлял он вслух. – У Дирка преимущество, но Майкл может догнать.
А вот Ада так не думала. Дирк скачет впереди, и Дирк непременно победит. Она искоса посмотрела на Гаррика. Он стоял в сотне ярдов от нее возле финишного столба, но даже на таком расстоянии нельзя было не заметить, как он опустил плечи, – казалось, он переживает страшное горе, вокруг него словно светилась аура поражения. Копыта Плясуньи растоптали всю его жизнь, разбили на мелкие кусочки.
Не в силах больше этого выносить, Ада выпрыгнула из коляски и бегом бросилась в толпу, над которой, словно торжествующий колосс на пьедестале своего «роллс-ройса», возвышался Шон.
– Шон! – добравшись до него и коснувшись его ноги, позвала она.
Но он, поглощенный происходящим на дистанции, не почувтвовал и не услышал ее.
– Шон! – позвала она громче и дернула его за штанину.
– Мама! – откликнулся он, повернувшись к ней лицом.
– Мне надо поговорить с тобой! – проговорила Ада, стараясь перекричать возбужденную толпу, шум которой все возрастал.
– Не сейчас. Они приближаются к финишу… залезай сюда, ты все увидишь.
– Немедленно! Мне надо поговорить с тобой немедленно! Сейчас же слезай ко мне!
Ее тон поразил его. Он заколебался, еще секунду смотрел на скачки, потом смиренно пожал плечами и спрыгнул на землю рядом с матерью.
– В чем дело? Прошу тебя, побыстрее – не хочу пропустить…
– Я быстро, – с холодной яростью глядя ему в глаза, сказала она; такой Шон еще ни разу ее не видел. – Я просто хотела сказать тебе вот что: никогда я не думала, что настанет день, когда из всех чувств к тебе у меня в душе останется только презрение. Эгоистом ты был всегда, легкомысленным эгоистом, но никогда еще не был таким откровенно жестокосердным.
– Матушка, я… – ошеломленно пробормотал он.
– Послушай, что я скажу. Ты поставил своей целью уничтожить своего брата? Радуйся теперь, ты этого добился. Теперь ты получишь свой Теунис-Крааль. Ты доволен, Шон? Будешь теперь спать по ночам спокойно?
– Теунис-Крааль?! Что ты хочешь этим сказать? – в замешательстве вскричал он. – Я не держал пари на ферму!
– Ну да, – презрительно усмехнулась Ада. – Конечно, ты этого не делал… ты позволил Ронни Паю сделать это вместо себя.
– Паю? Он-то здесь при чем?
– Как это при чем? Он же помог тебе придумать все это! Он помог спровоцировать Гарри на эту глупость! У него же закладная на Теунис-Крааль.
– Но…
Шон постепенно начал осознавать всю чудовищность происходящего.
– Ты оставил его без ноги, а теперь забираешь Теунис-Крааль… но имей в виду, заплатишь за это моей любовью!
Она пристально посмотрела ему в глаза, боль затуманила ее взор.
– Прощай, Шон. Я не желаю больше с тобой разговаривать, – закончила она и медленно направилась прочь.
Она шла как давно состарившаяся женщина, как усталая и измученная старуха.
Шон все понял. И бросился к линии финиша. Он промчался сквозь толпу, как акула сквозь стаю сардин. Поверх голов он видел двух мчащихся галопом по полю всадников.
Дирк скакал впереди. Он встал в стременах и яростно хлестал Плясунью. Черные волосы развевались на ветру, испачканная в грязи рубашка трепетала. Кобыла под ним летела как ветер, копыта ее, казалось, едва касаются земли, их дробный топот покрывал растущий рев толпы. Тело ее почернело и блестело от пота, из оскаленного розового рта летели клочья пены, белым кружевом опадая на грудь и бока.
В пятидесяти ярдах позади скакал безнадежно отставший жеребец с Майклом на спине, отчаянно вонзающим ему в бока шпоры. Лицо Майкла искажала боль от бессилия что-либо изменить. Грей Уэзер выдохся, ноги его ослабли от усталости, с каждым скачком из раскрытой пасти вырывался хрип.
Шон с трудом прорвался сквозь плотную толпу возле ограждающих канатов. Достиг первого ряда, плечом оттолкнул с дороги каких-то двух женщин. Затем нырнул под канат и бросился вперед.
Солнечная Плясунья была уже совсем близко, грозно барабаня копытами и при каждом прыжке кивая.
– Стой, Дирк! – заорал Шон. – Останови лошадь!
– Папа! Папа! Уйди с дороги!.. – во всю глотку крикнул в ответ Дирк.
Тогда Шон прыгнул, чтобы перехватить его.
– Папа!
Отец уже прямо перед ним, вот он пригнулся, вытянув руки вперед. Он слишком близко, голову Плясуньи уже не отвернуть от него, слишком поздно, нельзя остановить ее мощный порыв.
– Прыгай, девочка, прыгай! – заорал Дирк.
Он сжал ее коленями, чувствуя, как в ответ та сгруппировала ноги и, подняв передние перед грудью, подпрыгнула и полетела вверх по высокой дуге. Но еще он почувствовал вялость ее усталого тела и понял: она поднялась недостаточно высоко, чтобы не задеть головы отца.
Настал жутковатый момент: Плясунья оторвалась от земли и ее передние ноги под испуганный стон толпы врезались в Шона. Крутанувшись в воздухе, кобыла полетела вниз. Дирка отбросило в сторону, кожаные ремешки шпор щелкнули, словно пастуший кнут, и лопнули. Все они – лошадь, отец и сын Кортни – кучей повалились в траву. В толпе послышались пронзительные женские крики.
Плясунья пыталась подняться, но ее передняя нога, перебитая в колене при падении, свободно болталась; от боли лошадь громко заржала.
Шон лежал на спине, с повернутой набок головой, кровь из разорванной щеки сочилась ему в нос и рот, мешая дышать, и он тяжело, с хрипом, втягивал в себя воздух. Дирк с ободранными локтями и щекой подполз к отцу и, поднявшись возле него на колени, принялся исступленно колотить кулаками в грудь и в обмякшее лицо лежащего без сознания Шона, разбрызгивая во все стороны отцовскую кровь.
– Зачем ты это сделал? О господи, как я тебя ненавижу! – кричал он в ярости и отчаянии. – Для тебя же! А ты помешал мне! Помешал!
