Майкл резко остановил Грея, который буквально тащился на полусогнутых, спрыгнул на землю и, подбежав к ним, схватил отчаянно отбивающегося Дирка за руки и оттащил его от отца.
– Не тронь его, отстань от него, поганец! – закричал он.
– Он не захотел, чтобы я победил! Он не дал мне… Я ненавижу его! Я убью его!
Толпа смяла канаты и хлынула вперед. Двое мужчин помогли Майклу держать Дирка, остальные окружили тело Шона.
Посыпались крики и вопросы:
– Где доктор Фрейзер?
– Господи, он сильно ранен!
– Держите лошадь. Принесите винтовку.
– А как же пари?
– Не тронь его. Погоди…
– Надо выпрямить ему руку.
– Принесите винтовку. Ради Христа, кто-нибудь принесите винтовку.
Потом толпа снова замолчала, и все тихо расступились: по образовавшемуся проходу к Шону подбежала Руфь, а за ней и Мбежане.
– Шон, – позвала она; с трудом, неуклюжая из-за живота, опускаясь рядом с ним на колени. – Шон…
Стоящие рядом отвернулись, не в силах смотреть ей в лицо.
– Мбежане, отнеси его в машину, – прошептала она.
Мбежане сбросил с плеча накидку из обезьяньих шкурок, позволив ей упасть, и поднял Шона на руки. Огромные мышцы на его груди и руках напряглись, он встал, широко расставив ноги, – чтобы держать на весу тяжелое тело Шона, даже могучему Мбежане приходилось прикладывать немало усилий.
– Поправь ему руку, нкозикази, – сказал он.
Руфь подняла свисающую руку Шона и осторожно положила мужу на грудь.
– Неси, – повторила она.
Они вместе двинулись через толпу. Голова Шона склонилась на плечо Мбежане, как у спящего ребенка. Мбежане осторожно уложил Шона на заднее сиденье, опустив его голову на колени Руфи.
– Родной ты мой, – повторяла она то и дело.
Лицо ее искажалось от ужаса при виде крови, она вся дрожала, как испуганный кролик.
– Прошу тебя, сядь за руль, – попросила она стоящего рядом с машиной Майкла. – И отвези нас на Проти-стрит.
Провожаемый тревожными взглядами зрителей автомобиль, подскакивая на неровностях, медленно пересек поле и, свернув на главную дорогу, помчался в сторону Ледибурга.
86
Толпа медленно рассеялась, все разошлись по своим экипажам. Дирк Кортни остался один; он стоял и смотрел, как пропадает вдали «роллс-ройс» в облаке пыли, поднятой автомобилем.
От общей слабости у него дрожали ноги, к горлу подступала тошнота. Ссадины, полученные при падении на гравий, жгли так, словно в лицо плеснули кислотой.
– Езжай-ка ты к врачу, пускай док Фрейзер тебе лицо обработает, – сказал Деннис Петерсен.
Он вышел из своей коляски и незаметно подошел к Дирку с тяжелым револьвером в руке.
– Да, – глухо отозвался Дирк.
Деннис двинулся дальше, туда, где двое черных конюхов поддерживали Солнечную Плясунью. Уже успокоившись и понуро свесив голову, она нетвердо стояла между ними на трех ногах.
Деннис приставил ствол револьвера к ее лбу, раздался выстрел – лошадь шарахнулась в сторону, затрепетала и упала. По ногам прошла последняя судорога, и она затихла.
Глядя на это с жалостью, Дирк тоже содрогнулся и согнулся пополам: изо рта у него хлынула горячая и кислая струя рвоты. Он вытер рукой губы. Постоял немного и слепо зашагал, не разбирая дороги, через поле и дальше – в сторону крутого откоса нагорья.
В такт шагам его, как припев военного марша, в голове звучали слова:
«Я ему не нужен. Я ему не нужен».
А за ними другие, исполненные дикой ярости:
«Хочу, чтобы он сдох. Скорее бы он сдох».
– Скорее бы он сдох, – тихо, чтобы не услышал стоящий рядом с кабриолетом Гарри, сказала Анна Кортни.
Гарри стоял в задумчивости, опустив плечи и голову, пальцы опущенных рук медленно сжимались и разжимались. Потом он поднял руку и прижал пальцы к закрытым векам:
– Я иду к нему. Да поможет мне Бог, но я иду к нему.
– Нет! Я запрещаю тебе! Брось его, пусть страдает один, как страдала я.
Гарри в недоумении посмотрел на нее и медленно покачал головой:
– Я должен идти. Хватит… слишком долго это все длилось. Я должен. Молю Бога, чтобы не оказалось слишком поздно.
– Чтоб он сдох…
И вдруг в голове ее что-то треснуло и сломалось под невыносимой тяжестью так долго вынашиваемой ненависти.
– Сдохни! Будь ты проклят! Сдохни! – вскочив, завизжала она.
Гарри открыл глаза и встревоженно посмотрел на нее.
– Успокойся, дорогая, – сказал он.
– Сдохни! Сдохни!
Лицо ее покрылось красными пятнами, голос скрежетал, словно кто-то схватил ее за горло и душил.
Гарри взобрался в кабриолет, сел рядом и обнял ее, словно желая защитить от невидимого врага.
– Убирайся! Прочь! Не трогай меня! – визжала она, пытаясь высвободиться из его объятий. – Это из-за тебя я его потеряла! Он был такой большой, такой сильный… Он был мой… из-за тебя…
– Анна, Анна! Прошу тебя, не надо, – уговаривал он, пытаясь унять ее бред. – Прошу тебя, прекрати… дорогая моя…
– А ты, ты… жалкий калека… Это все из-за тебя!
И вдруг прорвалось, как гной из созревшего чирья; это должно было случиться.
– Но я тебе отплатила. Я у тебя отобрала и его тоже – и вот теперь он мертвый. Теперь ты его не получишь.
И она злорадно захохотала, как хохочут безумные.
– Анна, прекрати же…
– В ту ночь… ты помнишь ту ночь? Да разве вы забудете это, вы оба? О, как я хотела его, как желала, чтобы он, такой большой, как бык, залез на меня, я хотела, чтобы он вспахал меня, глубоко, как и прежде бывало… я умоляла его… я молила… но это все из-за тебя! Все из-за его хиленького калеки-братика. Господи, как я его ненавидела!
Она снова визгливо захохотала – страдание и ненависть слышались в этом хохоте.
– Я изорвала платье в клочья, искусала губы… я хотела, чтобы это сделал он. А когда пришел ты, я хотела, чтобы ты… но я совсем забыла о том, что ты не мужчина! Я хотела, чтобы ты убил его… убил его!
Побелев настолько, что осветился пот на лице, словно капли воды на белом мраморе, Гарри с отвращением отпрянул от нее:
– Я же всегда считал, что он… я же верил тебе!
Он чуть не вывалился из кабриолета, лишь в последнее мгновение успел удержаться, ухватившись за край.
– Сколько лет потеряно зря…
Гаррик спрыгнул на землю и побежал, неловко переставляя мешающий ему протез.
