Шон слушал и вовсе уже смотрел волком. Ну да, Гаррик сделал из него шута горохового. Ведь у них с Анной еще ничего не закончилось.
– Про них что-нибудь слышно? Когда приезжают? – спросил Деннис.
– В последний раз их видели в Питермарицбурге. Прислали маме телеграмму, что поженились. Она получила ее, а через два дня и я вернулся из Изандлваны. Два месяца назад это было. И больше, кажется, про них ничего не было слышно.
– Да-а, похоже, Гаррик здорово влип, ломом не выковырять.
Деннис снова усмехнулся, на этот раз как-то уж очень игриво. Шон вдруг ярко представил Гаррика верхом на Анне, а она ноги задрала, голову откинула, глаза закрыла и сладострастно постанывает.
– Заткнись, скотина! – злобно прорычал он.
Деннис растерянно заморгал:
– Ну прости, я просто пошутил.
– Нечего шутить над моими родичами… он мой брат.
– А она была твоей подружкой, так ведь? – пробормотал Деннис.
– Ты что, в морду захотел?
– Да успокойся ты, шучу я!
– А я не люблю таких шуток, понял?
– Ну ладно, ладно тебе. Успокойся.
– Грязные у тебя шуточки…
Шон отчаянно пытался избавиться от картины: в порыве дикой страсти она вцепилась ногтями в задницу Гаррика.
– Господи, с каких это пор ты стал святошей? – спросил Деннис. Пустив лошадь в галоп, он обогнал Шона и направил ее к гостинице.
Шон хотел было позвать его обратно, но передумал. Он свернул в тенистый переулок. Дом, где жила Ада, был третьим от начала. Уайт купил его три года назад – решил вложить деньги в недвижимость. Местечко было очаровательное: дом с выбеленными стенами, крытый тростником, утопал в тени деревьев, в саду радовало взор изобилие цветов, а вокруг этого райского уголка шел заборчик из штакетника.
Шон привязал лошадь у калитки и пошел по дорожке к дому.
Открыв дверь, он увидел в гостиной двух женщин. От неожиданности обе вскочили, но, когда узнали его, удивление мгновенно сменилось восторгом. У него на душе сразу потеплело – что ни говори, приятно, когда тебя так встречают.
– Ах, Шон, мы ведь не ждали, что ты сегодня вернешься! – Ада быстро подошла к нему.
Он поцеловал мачеху и успел заметить, что горе не прошло для нее бесследно. Его охватило смутное чувство вины за то, что смерть отца не оставила на нем столь очевидных следов. Шон слегка отстранил от себя Аду.
– Прекрасно выглядишь, – сказал он.
Она сильно похудела. Глаза казались огромными, и в них поселилось горе, как прохладная тень в лесу, но она все равно улыбалась и даже смеялась.
– Мы думали, ты приедешь в пятницу. Я так рада, что ты раньше вернулся!
Шон перевел взгляд:
– Здравствуй, Строберри Пай.
А та уже сидела как на иголках: когда же он и на нее посмотрит?
– Здравствуй, Шон.
Глядя ему прямо в глаза, она слегка покраснела, но взгляда не отвела.
– А ты повзрослел, – добавила она, едва ли замечая, что лицо его сплошь покрыто толстым слоем пыли, которая припудрила ему волосы и ресницы; глаза от пыли тоже покраснели.
– Ты просто давно меня не видела, забыла наверно, – сказал Шон и снова повернулся к Аде.
– Ничего подобного, – прошептала Одри, но так тихо, что ее никто не услышал. Грудь ее переполняли нахлынувшие чувства.
– Садись, Шон. – Ада подвела его к большому креслу как раз напротив камина.
На каминной полке стоял дагеротип с изображением Уайта.
– Сейчас налью тебе чашечку чая.
– Может, лучше пива, а, мама? – сказал Шон и опустился в кресло.
– Конечно, сейчас принесу.
– Нет! – вскочила Одри и быстро направилась к кухне. – Я принесу!
– Пиво в кладовке, Одри! – крикнула Ада в спину девушке, а потом обратилась к Шону: – Такой милый ребенок.
– Посмотри внимательнее, мама, – улыбнулся Шон. – Она давно уже не ребенок.
– Жаль, что Гаррик… – начала Ада и тут же осеклась.
– Что – Гаррик? – спросил Шон.
Она секунду молчала. Ей было жаль, что Гаррик нашел себе не такую девушку, как Одри, а…
– Да нет, ничего, – сказала она и села поближе к нему.
– Кстати, от Гаррика никаких новостей больше не было? – спросил Шон.
– Нет, пока не было, но мистер Пай говорил, что через банк прошел чек: деньги были обналичены в Кейптауне.
– Ого, даже в Кейптауне? – Шон вскинул бровь. – Наш мальчик решил ни в чем себе не отказывать.
– Да, – согласилась Ада, припомнив сумму, обозначенную в чеке. – Это уж точно…
Вернулась Одри с подносом, на котором стояла большая бутылка и стакан. Она подошла к Шону. Тот прикоснулся к бутылке: холодненькое.
– Наливай поскорей, красотка, – подбодрил он ее, – умираю от жажды.
Первый стакан он осушил в три глотка. Одри налила еще, и с полным стаканом Шон поудобнее устроился в кресле.
– Ну а теперь, – сказала Ада, – рассказывай.
В атмосфере теплого радушия – мышцы приятно побаливают, ладонь холодит стакан с пивом – и рассказывать было приятно. Он и подумать не мог, что о своих приключениях может говорить хоть до утра. Тем более что стоило ему хоть на секунду умолкнуть, как Ада или Одри задавала вопрос, и рассказ лился рекой дальше.
– Боже мой, – ахнула наконец Одри, – уже совсем темно! Мне надо бежать!
– Шон, – сказала Ада, вставая, – ты не проводишь девушку домой? Мало ли что…
Они шли рядышком в полумраке, под кронами огненных деревьев. Молчали, потом Одри заговорила:
– Шон, а ты все еще влюблен в Анну?
Вопрос прозвучал ни с того ни с сего, и Шон, как всегда в таких случаях, разозлился. Открыл было рот, чтобы сказать ей что-нибудь резкое, но вовремя остановился. Вопросик-то правильный, хотя и непростой, даже щекотливый. А был ли он в самом деле влюблен в Анну? Раньше он никогда не думал об этом и теперь вертел вопрос в голове, разглядывая его со всех сторон, чтобы дать правдивый ответ. И вдруг на душе стало легко – отвечая ей, он улыбался:
– Нет, Строберри Пай, нет, я никогда не был влюблен в Анну.
Тон он выбрал правильный – сразу видно было, что не врет. Сердечко у Одри так и замерло от радости.
– Не провожай меня до самого дома, – сказала она.
Она в первый раз обратила внимание на грязную одежду Шона и подумала: а вдруг его увидят в таком виде родители и ему будет стыдно? Ей хотелось, чтобы с самого начала все было без сучка и задоринки.
– Хорошо. Постою здесь, пока ты дойдешь до двери, – ответил Шон.
