Мясо оказалось жестковатым, зато обильно приправленным, и кофе подали крепкий и вкусный. Они принялись уплетать за обе щеки, как вдруг Шон, сидящий лицом к кухне, застыл, не донеся вилку до рта. По столовой пробежал шумок, и воцарилась тишина.
– Вот она, – сказал Шон.
Кэнди Раутенбах оказалась яркой блондинкой высокого роста, с безупречной, пока еще не испорченной солнцем кожей представительницы нордической расы. Спереди под блузкой, а также сзади, где юбка, – полная благодать, приятно было посмотреть. Она прекрасно отдавала себе в этом отчет, и тем не менее ее нисколько не конфузило, что взгляды абсолютно всех, кто находился в этом помещении, сразу устремились к этим двум угодьям райских наслаждений. В руке красавица держала черпак, и стоило кому-нибудь протянуть руку к ее мягкому месту – она с угрозой взмахивала этим орудием, и рука сразу отдергивалась, а Кэнди с ослепительной улыбкой продолжала свой путь между столиками. Время от времени она останавливалась поболтать с посетителями, и было совершенно ясно, что многие из этих одиноких мужчин пришли сюда не только чтобы поесть. Их взоры алчно следовали за ней, а когда она с ними заговаривала, они скалились от удовольствия.
Хозяйка добралась до столика, где сидели Шон с Даффом, и те сразу встали. Кэнди удивленно сощурилась.
– Садитесь, прошу вас, – сказала она. Их учтивость явно тронула ее. – Вы здесь новенькие?
– Мы приехали только вчера, – улыбаясь, ответил Дафф. – И ваш бифштекс… я сразу почувствовал, будто снова оказался дома.
– И откуда вы к нам приехали?
Кэнди смотрела на обоих взглядом, в котором, возможно, таился не один только профессиональный интерес.
– Из Наталя… Вот приехали, так сказать, осмотреться. Это мистер Кортни, он интересуется различными вариантами вложения денег, и ему показалось, что эти прииски могли бы представить для его капитала некоторые возможности.
Шон с трудом успел совладать с едва не отвалившейся нижней челюстью, но он быстро сообразил, что к чему, и принял снисходительно-самодовольную позу воротилы, которому некуда деньги девать. Дафф между тем продолжал:
– А меня зовут Чарливуд. Я при мистере Кортни – консультант, специалист в области добычи полезных ископаемых.
– Приятно познакомиться. А я – Кэнди Раутенбах.
Они явно произвели на нее впечатление.
– Не хотите ли ненадолго присесть за наш столик, миссис Раутенбах?
Дафф выдвинул из-под столика свободный стул, и Кэнди нерешительно помолчала.
– Мне сейчас надо приглядеть там, на кухне… может быть, чуточку позже.
– Ты всегда так гладко врешь? – с восхищением спросил Шон, когда Кэнди ушла.
– Я не сказал ни слова неправды, – отпарировал Дафф.
– Ну да, но как ты подаешь эту свою правду! Черт возьми, я не смогу исполнять эту роль, которую ты для меня придумал.
– Не волнуйся, научишься. Главное, держи язык за зубами и делай умное лицо, – посоветовал Дафф. – Кстати, как тебе она?
– Аппетитненькая, – признал Шон.
– И вкусненькая, это уж точно, – согласился Дафф.
Скоро Кэнди вернулась к ним.
Дафф некоторое время поддерживал светскую беседу о пустяках, но, когда она стала задавать некоторые конкретные вопросы, сразу стало ясно, что ее знания в области геологии и горного дела гораздо выше среднего, и Дафф сделал ей комплимент.
– Да, мой муж занимался этим делом, я у него поднахваталась.
Она полезла в карман юбки в бело-голубую клетку, достала горсточку образцов и высыпала на стол перед Даффом:
– Что это, можете сказать?
Это была уже недвусмысленная проверка: она явно хотела посмотреть, на что он в самом деле годится.
– Это кимберлит. Это серпентинит. А это полевой шпат.
Дафф перечислил породы не задумываясь, и Кэнди заметно успокоилась.
– Между прочим, я застолбила несколько участков Гейдельбергской жилы. Может быть, мистер Кортни соизволит на них взглянуть? Честно говоря, я сейчас уже веду переговоры с Южноафриканской горнодобывающей и земельной компанией, они тоже проявили интерес.
Тут и Шон внес в беседу единственный, но весьма весомый вклад.
– Ах да, – глубокомысленно изрек он. – Старина Норман.
На Кэнди замечание произвело впечатление: не многие называют Градски просто по имени.
– Завтра утром вам будет удобно? – спросила она.
5
В тот же день они купили палатку у одного разочарованного старателя: в свое время он бросил работу в компании «Натальские железные дороги», проделал долгий путь в Витватерсранд, а теперь позарез нуждался в деньгах на обратную дорогу. Палатку они поставили неподалеку от гостиницы и отправились к речушке Наталь-Спрейт, чтобы совершить давно необходимое и тщательное омовение. Вечером скромно отметили первый успех полубутылкой бренди, которую Дафф извлек из седельной сумки.
На следующее утро Кэнди повела их на свои участки. Их у нее оказалось двадцать, они располагались как раз вдоль Банкетной жилы. Она привела их к участку, где жила выходила на поверхность:
– Ну вот, осмотритесь, подумайте. Если заинтересует, приходите в гостиницу, обсудим. А мне сейчас надо ехать обратно, кормить ораву голодных ртов.
Дафф предложил ей руку, по каменистой земле провел Кэнди до лошади, подсадил ее в седло тем же манером, который он, видно, усвоил от своего родителя. Постоял, провожая ее взглядом, и, когда она скрылась из виду, вернулся к Шону с приподнятым настроением:
– Ступайте осторожно, мистер Кортни, вы должны сейчас преисполниться благоговейным трепетом, ибо у вас под ногами лежит наше состояние.
Они прошли по участку, причем Шон шнырял туда и сюда, как беззаботная ищейка, а Дафф возбужденно нарезал круги, как тигровая акула. Они внимательно прочитали, что написано на столбиках, шагами вымерили границы, наполнили карманы скальными обломками и только тогда двинулись обратно к палатке. Там Дафф достал свою ступку, пестик и миску. С этим нехитрым оборудованием они отправились к речке Наталь-Спрейт и весь день крошили камень и промывали крошки.
– Ну что ж, золотишко есть, и для промышленной разработки, я бы сказал, вполне достаточно. Не так много, конечно, в Данди мы намывали больше, но это, скорей всего, нам попался такой кусок Ведущей жилы!
Дафф помолчал и посмотрел на Шона серьезно:
– Думаю, стоит попробовать. Если Ведущая здесь есть, мы ее найдем, а на Средней жиле тем временем отработаем затраченные денежки.
Шон подобрал гальку на берегу и швырнул в ручей. В первый раз в жизни он познавал, что такое чередование упоительного трепета и депрессии золотой лихорадки, когда сначала внутри у тебя все поет, а через минуту вдруг низвергаешься в глубины разочарования. Желтые хвостики золота в миске казались ему жалостно тоненькими, едва заметными.
