– Куда?
– В Оперный театр.
– А что скажет Кэнди?
– Кэнди знать об этом не обязательно.
Дафф оказался прав. Утром все было по-другому. Обычная рабочая суета в офисе, напряженные операции на бирже. О Карле он вспомнил всего один раз в течение дня, да и важным теперь это событие почему-то не казалось. Зато они с Даффом послали ему на могилу красивый венок.
Шон лицом к лицу столкнулся с реалиями игры, в которую он играл. Он думал и о том, как выйти из нее, а для этого нужно просто взять состояние, которое он заработал, и уехать. Но это означало бы отказ от власти, которой он обладал. А привычка к власти уже так глубоко въелась в него, что он уже не мог без этого жить. Подсознание раскрылось, всосало его совесть и глубоко поглотило в свое чрево. Она там еще трепыхалась, и он порой чувствовал это, но чем дольше она там оставалась, тем слабее становились эти трепыхания. Дафф его успокаивал, и его слова становились желудочным соком, помогающим переваривать бедную совесть, хотя Шон все еще не догадывался, что слова Даффа и его дела не всегда совпадали с тем, во что он верил.
Веди игру безжалостно, играй до победы.
17
Дафф стоял в кабинете Шона спиной к камину и курил сигару – оба ждали экипаж, чтобы тот отвез их на биржу. Пламя подсвечивало сзади его сухощавые, суживающиеся книзу ноги, обутые в начищенные до блеска черные сапоги. Пальто он так и не снял – зимнее утро было прохладным, – лишь расстегнул верхние пуговицы, открыв шею, повязанную галстуком, на котором сверкал и переливался бриллиант.
– …К женщине почему-то быстро привыкаешь, – говорил он. – Я знаю Кэнди четыре года, а кажется, что был с нею всю свою жизнь.
– Отличная девчонка, – рассеянно согласился Шон, окуная перо в чернила и ставя подпись под лежащим перед ним документом.
– Мне сейчас тридцать пять лет, – продолжал Дафф. – Вот если бы у меня родился сын…
Шон неспешно положил ручку, поднял голову и улыбнулся:
– И этот человек говорил мне: «Они так и норовят окутать тебя своими тепленькими, мяконькими мыслишками». И еще он говорил: «Они не умеют делиться, хотят только обладать».
Дафф смущенно переступил с ноги на ногу.
– Жизнь не стоит на месте, – стал защищаться он. – Мне уже тридцать пять…
– Ты это уже говорил, – перебил его Шон, и Дафф в ответ слабо улыбнулся:
– В общем, по правде говоря…
Но фразы он так и не закончил: за окном послышался призывный топот копыт. Оба как по команде повернули голову на звук.
– Кто-то очень торопится! – сказал Шон и, быстро встав, подошел к окну. – Похоже, случилось что-то серьезное. Это Кёртис, и по его лицу не скажешь, что у него хорошие новости.
За дверью послышались взволнованные голоса и быстрые шаги, и в кабинет без стука ворвался Тим Кёртис. На нем была шахтерская роба и грязные резиновые сапоги.
– На девятом уровне нас накрыл неожиданный грязевой поток.
– Насколько серьезно?
– Очень серьезно, затопило уже до восьмого уровня.
– Господи, это ж два месяца чистить, как минимум! – воскликнул Шон. – Еще кто-нибудь в городе знает? Ты кому-нибудь говорил?
– Нет, помчался сразу сюда – когда хлынуло, в забое был Кронье и еще пять человек.
– Немедленно возвращайся, – приказал Шон, – но поезжай спокойно; не нужно, чтобы весь мир знал о наших проблемах. На территорию никого из чужих не пускай. Может, успеем продать.
– Да, мистер Кортни. – Кёртис немного помялся. – А как насчет Кронье и остальных пятерых? Сообщить их женам?
– Ты по-английски понимаешь? До десяти часов чтобы ни одна живая душа ничего не знала. Нам нужно выиграть время.
– Но мистер Кортни…
Кёртис пребывал в ужасном смятении: стоял как истукан, уставившись на Шона. Шон почувствовал угрызения совести. Шесть человек у него утонули в густом потоке грязи, а он… Он беспомощно развел руками:
– Но не можем же мы…
Он замолчал, и тут вмешался Дафф:
– Они уже мертвы, и тут ничего не поделаешь. Они будут мертвы и тогда, когда мы в десять часов сообщим их женам. Поэтому делайте, что вам сказано, Кёртис.
В течение часа после начала торгов они продали свои доли «Сестрички», а уже через неделю выкупили обратно за полцены. Через два месяца «Сестричка» снова давала полную выработку.
18
Землю у Апельсиновой рощи они разбили на участки и распродали, оставив себе только сотню акров. Там они начали строительство дома, вкладывая в этот проект всю свою совокупную энергию и фантазию. Посулив большие денежки, Дафф сманил из Кейптаунского ботанического сада ученого-садовода и привез его в дилижансе-экспрессе. Они показали ему свою землю.
– Здесь должен быть сад, – сказал Дафф.
– На всей сотне акров?
– Да.
– Это обойдется недешево.
– Ничего страшного.
Ковры заказали в Персии, древесину привезли из лесов Книсны, мрамор – из Италии. На каменных воротах, ведущих к главному проезду к дому, были вырезаны слова: «В стране Ксанад благословенной дворец построил Кубла-хан»
[33]. Как и предупреждал ученый-садовод, все это обошлось весьма недешево. Каждый день после закрытия торгов на бирже они вдвоем ехали понаблюдать за ходом строительства.
Однажды с ними отправилась и Кэнди, и оба наперебой хвастались перед ней, как мальчишки.
– Здесь у нас будет бальный зал, – сказал Шон и поклонился. – Не откажите в удовольствии, сударыня, разрешите пригласить вас на танец.
– Благодарю вас, сэр.
Она присела в реверансе, и они закружились по еще не отшлифованным доскам пола.
– А здесь будет парадная лестница, – сказал Дафф, – мраморная, из белого и черного мрамора… А вот здесь, на лестничной площадке, будет стоять стеклянная витрина, а в ней голова Градски с изящно вставленным ему в зубы яблоком.
Смеясь, они пошли вверх по наклонному бетонному основанию.
– Вот здесь комната Шона. Кровать из дуба, прочная, чтобы выдержала любую нагрузку.
Взявшись за руки, они прошествовали по коридору.
– А вот и моя комната… Я подумывал поставить здесь ванну из чистого золота, но инженеры говорят – будет слишком тяжела, а Шон говорит, что это вульгарно. Посмотри, какой отсюда вид: вся долина как на ладони. Утром прямо в постели гляну в телескоп – и все цены на бирже увижу.
– Какая прелесть! – мечтательно вздохнула Кэнди.
