«Помимо Хархуфа, тут еще шесть мумий. Настоящие в ужасном состоянии, а как минимум две и вовсе подделки, причем не лучшего качества. То же и с украшениями гробницы».
– Но Хархуф-то в норме.
Доктор Лупински вновь повернулся к саркофагу.
«Он великолепен. Единственный экспонат, который стоит забрать».
– Не понимаю. Зачем музею выставлять кучу третьесортного дерьма? – удивился Морти.
– Тебя послушать, так тут все третьесортное. Вероятно, они хотели, чтобы тоскливая маленькая выставка не выглядела столь жалко, а музей казался более успешным, – сказала Жизель.
мелькнуло на экране доктора Лупински. Затем кот застыл. Экран на секунду погас, а когда вновь загорелся, кот пошатнулся и лег.
– В чем дело, док? – спросил Куп.
«Похоже, батарейки садятся».
Куп повернулся к Морти:
– Ты запасные принес?
Тот стянул с плеча тяжелый рюкзак:
– Конечно. И поскольку я тащил их сюда, то ты понесешь обратно. Да? Все по справедливости.
– Без проблем, как скажешь. Только давай быстрее.
Морти повел доктора в пустой угол комнаты. Опасное это дело, пробираться сквозь толпу с тяжеленным металлическим осьминогом, шатающимся так, будто он перебрал моторного масла и водки.
Когда они остановились, Морти снял с телевизора крышку и начал вынимать старые батарейки. Он передал их Купу, а тот, в свою очередь, Жизель.
– Нас же по-прежнему не видно? – спросил Куп.
– Все в порядке. Главное, ничего не урони.
Едва она это произнесла, как Морти, вынувший еще пару батареек, попытался вручить их Купу, но уронил, и они покатились через зал. Громкий удар металла о мрамор привлек всеобщее внимание. К счастью, батарейки откатились от хозяев достаточно далеко, отскочили от саркофага и продолжили путь. Охранник с заспанными глазами поднял их и сунул в карман. Затем огляделся и снова принял сонный и скучающий вид.
Куп открыл пачку с новыми батарейками, и Морти, зачерпнув целую кучу, максимально быстро утрамбовал их в задний отсек телевизора и закрыл крышку.
Доктор Лупински вскочил на щупальца. Кот наяривал по экрану дикие круги.
Из динамиков донеслось безумное мяуканье.
«Благодарю. Так гораздо лучше».
– Рад помочь, – отозвался Морти. – Что скажете? Еще что-то будем смотреть?
«Мне хватило. Из ценного тут только Хархуф, парочка погребальных атрибутов и сам саркофаг. Жаль, что нельзя и его забрать».
– О ящике Вулрич не говорил. Ему нужна только мумия, – напомнил Куп. – Чем меньше работы, тем лучше.
Кот припал на передние лапы и задрал голову.
«Я могу сам его нести».
– Он не влезет в фургон.
Морти склонил голову:
– Ну не знаю. Если кое-что сдвинуть…
– Не влезет, – отрезал Куп.
– Ты прав, – распрямился Морти. – Очевидно, не влезет.
«Я бы хотел поучаствовать в ограблении».
– Извините, док, мы как-нибудь сами. Вы тот еще умник, но мошенник ненастоящий. Понимаете?
– Идем отсюда, – проворчал Морти. – Это место навевает на меня уныние.
– И на меня, – согласился Куп.
Остальные поддержали, и группа пошагала на выход, вот только в вестибюле Куп отделился.
– Куп! – зашипела Жизель. – Я тебя больше не прикрываю.
– Я только куплю снежный шар.
– Купишь? Не украдешь?
Он замер и, оглядевшись, достал деньги:
– Тут слишком убого для кражи. Встретимся у фургона.
Куп потратил двадцать семь долларов на снежный шар с фигуркой мумии внутри, которая напоминала не столько Хархуфа, сколько обернутую туалетной бумагой курицу на вертеле. Настроение лишь ухудшилось. Он подумывал выбросить фиговину в мусорку, но вместо этого расплатился за нее, а на выходе спер пачку жвачки. Морти и Жизель были правы. Обчистить эту свалку – их гражданский долг. Это как с полетом на Луну: там не нашлось ни аборигенов, ни озер с лунной водой, зато страна воспрянула духом. Ограбить музей, который словно сам напрашивался, – именно то, в чем они нуждались. В приятной ночке, когда нарушаешь закон и знаешь, что никто и ничто тебе не помешает.
Куп сунул снежный шар под мышку и сорвал обертку с жвачки. Быть может, в конце концов все сложится хорошо.
Фройлих наблюдал, как батарейки отскакивают от саркофага и медленно подкатываются к его левому ботинку. Он огляделся в поисках того, кто мог их уронить, но никого не увидел. Поднял.
«Бочонки. Таких сейчас и не найдешь».
Это было самое интересное происшествие за день.
Оглядевшись еще раз, Фройлих опустил добычу в карман. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь споткнулся и засудил музей, как раз когда выставка на пике успеха. Ну, может, «успех» – это громко сказано, но Хархуф собрал самую большую толпу за последние годы.
«Ни к чему нам тратить новостное время на судебные процессы, пусть лучше вещают об экспонатах».
Вот почему Фройлих так тщательно работал с руководством, чтобы замять случившееся с этим идиотом Гилбертом. К счастью, никто на погрузочной площадке не видел, как он упал в контейнер. И тело даже не успело окоченеть, когда Фройлих переместил его в огромный промышленный компактор вместе со свежим мусором. Мистер Клейн уже вручил ему немного «дискреционной налички» из-под полы, дабы решить проблему. Осталось только позвонить приятелю из транспортной компании, и к концу дня Гилберт окажется на свалке под тонной мусора. Беспокоило Фройлиха только одно…
Ладно, не одно. Он подул на сложенную лодочкой ладонь и принюхался. Охранники болтали, мол, от него несет растворимым кофе, и это замечание так и застряло в голове. Фройлих начал жевать мятную жвачку с ксилитом – должно было помочь, но разницы не ощущалось. Во рту все так же стоял запах застарелого кофейного фильтра из тихуанского борделя. Запах, знакомый Фройлиху, увы, не понаслышке.
Вторым же поводом для беспокойства стала идиотская смерть Гилберта, точнее, то, что она могла быть упущенной возможностью.
Вероятно, музею не стоило ничего скрывать. Наоборот, лучше бы разыграли выпавшие карты. Организовали статью на первой полосе. Может, с намеком на проклятие мумии. Почему нет? Хархуф, конечно, симпатяга, но на него как такового народ бы не собрался. Так что пришлось прибегнуть к услугам мелких пригородных музеев и одолжить у них еще блохастых трупов. Парочку даже у киношников напрокат взяли.
