Зулавски убрал записку обратно в коробку.
– Только то же, что и тебе. Дело в посылке.
Варгас на мгновение замер:
– Мы вроде договорились не вспоминать о ней.
– Но в том-то и проблема! Нам нужно все обсудить. И решить, что делать. С ней.
– Нет, не нужно. Мы не должны ничего делать.
Зулавски огляделся и прошептал:
– Я ее боюсь.
– Думаешь, я не боюсь? – отозвался Варгас. – Жуткая штука. Слышать не хочу о ее существовании, тем более о существовании в этом кабинете.
Зулавски покосился на серые металлические стеллажи, вроде тех, что имеются в любом хранилище. На ближайшей полке зловеще лежала упомянутая посылка – простой плоский прямоугольник, завернутый в мясницкую бумагу
6.
– Она словно наблюдает за нами, – прошептал Зулавски.
– Никто ни за кем не наблюдает, – отмахнулся Варгас. – У тебя паранойя.
– Думаешь, она понимает, что мы говорим о ней?
Варгас в очередной раз засомневался в собственном здравомыслии. Длились такие приступы недолго, но случались все чаще, и из страха угодить к управленцам он не мог раскрыться перед Зулавски.
– Это просто вещь. Вещь в коробке, – пробормотал Варгас. – Мерзкая, жуткая, злая, но всего лишь вещь.
– Она меня пугает.
– Повторяешься.
– А тебя не пугает?
– Я же уже признал, что да!
– Извини. Я просто… Может, все-таки что-нибудь с ней сделаем? Спрячем, например. И притворимся, что мы ни сном ни духом.
Варгас взял карандаш и внимательно осмотрел острие. Все еще заточено. Пока.
– А если кто-то узнает, что она у нас, и придет искать? Что тогда?
– Вот когда придет, тогда и будем беспокоиться, – заявил Зулавски.
– Поздно, я уже беспокоюсь от одних только разговоров об этом.
– А что, если именно из-за нее мы больше не получаем служебок?
– Не пори чушь, – фыркнул Варгас.
Зулавски схватил стремянку:
– Я ее спрячу.
И пока он тащил лестницу к полкам, на Варгаса снова накатили подозрения.
– С чего ты вдруг так зациклился на посылке? Ты чего-то недоговариваешь.
Зулавски замер на полпути, опустил стремянку и уселся на ступеньку.
– У меня сегодня день рождения. И я не получил ни единой открытки, даже от руководства, а ведь они всегда что-нибудь присылают.
– У тебя день рождения? Точно?
– Точно.
– А я почему не в курсе?
Зулавски вскочил с лестницы:
– Ты так каждый год говоришь! «А я почему не в курсе?» Как ты можешь быть не в курсе? День рождения у меня каждый год в один и тот же день.
– Да не расстраивайся ты так. Ты наверняка тоже не знаешь, когда у меня.
– Семнадцатого июня. Я подарил тебе открытку с котиком и надписью: «Поздравмяу с днем рождения».
– А, да. Что-то такое помню. Прости. С днем рождения.
– Спасибо.
Чем больше Варгас об этом думал, тем отчетливее вспоминал открытку. И это вновь наталкивало на подозрения. Разве мог он быть уверен, что действительно родился семнадцатого июня? Вдруг это уловка. Если Зулавски хватает магического дара, чтобы возвращать на сэндвичи отрезанные корочки, вероятно, он и дату рождения в силах изменить. Или просто заставить Варгаса вспомнить не ту дату.
В общем, он решил не спускать с напарника глаз.
Посмотрел на часы.
– Твое обеденное время закончилось, – сказал Зулавски, глянув на свои. – Есть не собираешься?
Варгас уже изучил сэндвичи и убедился, что корочки на месте.
– Нет, – ответил он. – Я не голоден.
– Не против, если я поем? – спросил Зулавски.
– Конечно, – любезно откликнулся Варгас. – Не стесняйся.
Вытащив из-под стола пакет, напарник достал яблоко и небольшой контейнер с картофельным салатом и сэндвичем с индейкой. Без корочек.
Варгас в ужасе отвернулся. Неужели Зулавски перенес свои корочки на его сэндвич? Варгас не видел других вариантов, кроме магического переноса. Ну… то есть был еще один, но всерьез такое рассматривать он не хотел.
«Я окончательно свихнулся».
Глава 11
Телефон начал трезвонить с раннего утра. Или не особо раннего. Куп точно не знал, ибо его голову, похоже, заменили на коробку с гвоздями, упакованную в коробку с ватными тампонами, в свою очередь упакованную в коробку с гвоздями побольше и брошенную в один из этих аппаратов для замешивания краски из хозяйственных магазинов. Тех, что хватают банку с краской и встряхивают ее, будто чугунный терьер крайне невезучую крысу. И вот в таком состоянии Куп потянулся за лежащим на тумбочке телефоном, но, не рассчитав расстояние, вместе с ним свалился на пол.
– Ай, вашу ж мать, – прохрипел он в трубку, а потом пропитанный алкоголем мозг вспомнил более традиционное приветствие: – Слушаю.
Никто не ответил. Голова и спина болели. А проклятый телефон снова зазвонил – казалось, даже еще настойчивей.
Куп услышал, как на кровати перевернулась Жизель и ткнула в кнопку приема вызова:
– Алло.
Точно, звонили не ему. Бросив трубку на полу, Куп забрался обратно в постель.
– Что? Правда? – говорила меж тем Жизель. – Ладно. Отлично. Спасибо. Пока.
– Кому там отлично-спасибо-пока и почему ему не спится в такую гребаную рань? – проворчал Куп.
– Уже не рань, время за полдень. А отлично-спасибо-пока – секретарше Вулрича. Она сказала, что босс желает встретиться со всеми, кто вчера был в деле. Знаешь, что я думаю?
– Что ты думаешь?
– Что он может выписать нам благодарность или вроде того. Да в истории ДНН наверняка еще не бывало столь беспроблемных операций. Может, нас даже повысят.
– Повышение. Ура-а-а-а, – промычал Куп в подушку.
Жизель шлепнула его по заднице:
– Давай пошевеливайся. Я слишком долго ждала, когда наш тяжелый труд оценят.
Куп с трудом сел:
– Разве у нас не выходной? Типа хорошо поработали, все дела.
– Отоспишься после того, как Вулрич расцелует наши попки. Я быстренько в душ, а ты буди Морти и свари кофе.
– Угу. Знаешь, сейчас я ненавижу весь мир.
– Выпей кофе, и ненависть слегка угаснет.
