– Как будем коротать время? – спросил Фил.
– Расскажи нам побольше о гетрах, дядя Фил, – хмыкнул Морти.
– Да что ты знаешь о стильных нарядах? Ты явно из тех, кто покупает одежду на развес.
– Обидно. Может, тогда споешь нам одну из песен биг-бэнда Сонни Бриско?
– Не поощряй его к пению, – предупредил Куп. – Потом не заткнешь.
– Не волнуйся, Куп, – фыркнул Фил. – Я бы не стал расчехлять трубу ради обывателя. Но чтоб ты знал, в караоке-ночь я всегда пою Роя Орбисона. От моего исполнения «Во сне» ты зарыдаешь так, будто я трахнул твою мамочку.
– Не угрожай мне караоке, – парировал Морти. – В моем мизинце больше Синатры, чем в твоей эктоплазме.
– Разберемся, Коломбина?
– Бросаешь мне вызов, Каспер?
– Не называй меня так! Призраки ненавидят это имя.
– Прости.
– Да ничего. Просто следи за языком.
– Хорошо, Сэм.
– И почему же теперь я Сэм?
– Это привидение из того фильма.
– Из какого?
– «Привидение».
– Впервые слышу.
– Да ладно. Каждый призрак должен знать этот фильм.
– Не-а. Ни одного проблеска.
– Деми Мур, гончарный круг, ну?
– Теперь мы перешли к ремесленничеству. Выбери уже тему, грустный клоун.
– Морти, кажется, он тебя подкалывает, – заметила Жизель.
Морти прищурился:
– Это правда? Издеваешься надо мной, Фредди Крюгер?
– Возможно. Чуть-чуть. Каждый призрак знает этот гребаный фильм. И мы ненавидим его почти так же сильно, как «Каспера». Со дня премьеры духи вот прям обязаны выглядеть как мудак Суэйзи. Грудные мышцы, кубики пресса. Думаешь, здесь много спортзалов? Так вот отвечу: нет. Если ты умер жирным засранцем, то и призраком будешь жирным засранцем. Весело, да?
– Прости. Не знал, что у призраков столько проблем.
– Помимо собственно смерти?
– Да, помимо нее.
– Ладно, в основном все не так уж плохо, – успокоился Фил. – У меня хотя бы есть работа. Я не какой-нибудь чокнутый фантом, застрявший в готическом особняке где-то на болотах.
– Такое правда случается?
– Постоянно. А потом какой-нибудь дебил сносит дом и строит вместо него торговый центр, лишив тебя последних крупиц достоинства, ибо отныне тебе уже не бродить по башне, в которой тебя убила ревнивая любовница. Нет, теперь ты дух при маникюрном салоне, где из развлечений только швыряние ватных шариков в футбольных мамаш.
Доктор Лупински кивнул всем своим грузным телом.
«Так и есть. Мертвым сложно. Я потратил уйму времени, пытаясь убедить всех, что еще здесь, заперт в телевизоре. Долгие годы все просто думали, что я застрял в дерьмовой передаче о природе, которая никогда не закончится».
– Это так печально, – вздохнула Жизель.
«Все было не так уж плохо. В отличие от Фила, я никогда не разбирался в моде. И покуда я мертв с семидесятых, то пропустил кучу ужасных шмоток».
– Джинсы-клеш, – сказал Фил.
– Жакеты Неру.
– Велюровый смокинг на выпускной, – сказал Морти, привлекая внимание Жизель.
– Говоришь так, будто ты древний, как Фил.
– Нет. Просто тема была такая, семидесятые. Хотя, оглядываясь назад, думаю, со смокингом я дал маху.
– Или с велюром. Для девушек есть тонкая грань между «а ты забавный» и «ни за что на свете».
– К забавности я и близко не стоял.
– Бедные мальчики. Такие грустные истории. – Жизель надула губки. – А хотите услышать по-настоящему паршивую историю о Купе?
– Да! – воскликнули все хором.
– Нет, – отрезал Куп и, отвернувшись от группы, посмотрел на часы. – Десять минут. Выдвигаемся.
– Да ладно, не прошло десяти минут, – возмутился Фил.
– Прошло. Ровно десять.
Кот доктора Лупински потерся боком об экран.
«Спасибо, что затронул тему жизни призраков, Фил. Редко удается об этом поговорить».
– Не за что, док. Хорошо, что рядом есть еще один дух, пока приходится работать с этими мясными тушами.
Сорвав с головы праздничный колпак, кот радостно им помахал.
«Если когда-нибудь захочешь навестить меня в телевизоре, я буду счастлив».
– Спасибо, но у меня аллергия на кошек.
– Идем, – велел Куп.
– Может, десять минут все-таки не истекли, – прошептал Морти.
Глава 17
А на другом конце города возвращался домой Варгас – вопреки обыкновению, еще до рассвета. Да, он ненавидел уходить с работы раньше времени, но просто должен был убраться подальше от Зулавски, ибо одержимость того посылкой крепла день ото дня. Конечно, Зулавски любил обвинять напарника в том, что это как раз он одержим. Но этой ночью Варгас его подловил. Вернулся из туалета в середине смены и застал идиота в сварочной маске, перчатках и с картонной трубкой, обернутой алюминиевой фольгой, которой он тыкал в злосчастную посылку.
– И чем это ты занят? – уточнил Варгас, но Зулавски только шикнул на него и пальцем подозвал к себе.
Они отошли аж до самой двери, прежде чем Зулавски открыл рот.
– Она разговаривает, – прошептал он.
– Кто? Посылка?
– Нет. Точилка. Конечно, посылка!
– Ладно. Успокойся, – произнес Варгас, вот только сам, глядя на напарника, все больше нервничал. – И что она сказала?
– Без понятия. Язык точно не английский.
– А какой?
– Древний, – серьезно ответил Зулавски. – Жуткий…
Варгас задумчиво почесал подбородок, на самом деле прикидывая, чем бы приложить Зулавски, если тот окончательно свихнется.
– Жуткий, м? Звучит тревожно.
– Тревожно? Это ужасно! Я больше не могу здесь находиться!
– Я понимаю. Жуткий язык и все такое.
Зулавски оценивающе уставился на него:
– Ты мне не веришь.
– Я такого не говорил, – поднял руки Варгас. – Но можешь мне кое-что объяснить?
– Да?
– Что это – ятаган из фольги?
Зулавски прижал серебряную трубку к груди, будто самодельный спасательный поплавок: