— Ты согласна, доченька? — спросила Эстрид у онемевшей Ингигерды и сообщила для справки: — В утренний дар русский князь предлагает тебе столько земли, сколько занимает половина Норвегии!
— А он сильно старый? — поинтересовалась юница.
— Яроцлейву Вальдемарсону тридцать лет, — ответил Эймунд.
— А можно я назову его утренний дар Ингерманландией? — спросила Ингигерда.
— Это будет твоя собственная земля, и ты можешь называть ее как тебе угодно! — улыбнулась королева-славянка.
— Я согласна! — поклонилась шведская королевна свату новгородского князя.
— А ты согласен? — спросила королева у своего мужа.
— Я-то готов послать войска в Кенугард хоть завтра, вот только что я скажу королю Олафу Толстому? — засомневался Шетконунг. — Я ведь поклялся на тинге в Упсале, что выдам за него свою дочь!
— Так выдай за него свою дочь Астрид от наложницы Эдлы, она всего-то на год младше моей Ингигерды! — посоветовала мудрая королева.
На том и порешили. Так Эймунд Рингсон отомстил норвежскому королю Олафу Харальдсону, уведя у того из-под носа нареченную невесту. А новгородский князь Ярослав женился на шведской королевне Ингигерде и с помощью ее дружины шведских викингов разбил печенегов и поляков своего брата Святополка и короля Болеслава Храброго. Польский король запросил мира и в качестве жеста доброй воли освободил Илью Ярославича. Еще через год князь киевский Ярослав Владимирович женил четырнадцатилетнего сына Илью на двадцатилетней принцессе Маргарите Датской, самой младшей дочери Свена Вилобородого и Сигрид Гордой.
Глава 9
«Железная леди» Киевской Руси
Прошло десять лет. Норвежский король Олаф II Харальдсон собирался со своими старшими дружинниками на зимнюю охоту на кабана в загородной резиденции князя Ярицлейва Вальдемарсона, в сельце Ракома в семи километрах к юго-западу от Хольмгарда. Тридцатитрехлетний Олаф Толстый был королем в изгнании. Пару лет назад он вместе с новым шведским королем Анундом Углежогом — сыном покойного короля Олафа Шетконунга — напал на Данию. Но король Англии и Дании Кнуд II Могучий сумел победить шведско-норвежский флот и захватить Норвегию. Олафу Толстому пришлось оставить свою жену Астрид и восьмилетнюю дочь Ульфриду в Швеции, а самому вместе с четырехлетним сыном Магнусом уплыть в Хольмгард к киевскому свояку, князю Ярицлейву Вальдемарсону — за новым войском. Ярицлейв, хоть и владел великим киевским престолом, но жить предпочитал в Хольмгарде. Он принял Магнуса, как родного сына, и разместил у себя при дворе вместе с остальными своими детьми. При этом же дворе жили изгнанные из Англии дети короля Эдмунда Железнобокого — Эдуард и Эдмунд…
Река Ракомка пробивалась под толстым льдом к спокойному, ровному озеру Ильмень. Из села Ракомы к викингам доносились едва различимые возбуждающие запахи — дровяного дыма из печей, свежеиспеченного хлеба и еще тысячи других опьяняющих ароматов, поднятых со снега восходящим солнцем, слабо мерцающим в морозном тумане. Поднимаясь выше и выше, солнце светом своих лучей разрывало пелену тумана, висевшего над селом и над рекой. Клочья тумана, медленно поднимаясь вверх, растворялись в воздухе, открывая взору очертания береговой линии.
Олаф устроился в седле, покрутил коня на месте, проверяя, все ли прилажено надежно и уверенно ли чувствует себя животное под ним, удобной ли длины путлища со стременами. Оруженосец подал копье. В этот момент затрубил рог, возвещая о прибытии княжеских людей из Новгорода. Король вернул копье помощнику и вгляделся в прибывающих. Впереди ехали небольшие однолошадные сани, в них стоя правила сама княгиня киевская Ингигерда Олафсдоттер. За ней, также стоя в санях, ехал ладожский ярл Регнвальд Ульвсон, за ним следовали верхом шесть его личных дружинников-шведов.
Норвежец толкнул коня каблуками и коротким галопом доскакал до саней княгини.
— Здравствуй, Олаф! — поприветствовала его Ингигерда, радостно улыбаясь. Разгоряченная быстрой ездой, она осадила лошадь, влекущую сани.
— Великая княгиня! У нас для тебя есть конь! — откликнулся Олаф и неопределенно показал на группу своих верховых соратников.
— Для чего? — удивилась Ингигерда.
— Но ты же не собираешься охотиться на кабана в санях? — ответил вопросом на вопрос Олаф.
— Почему нет? — лукаво улыбнулась двадцатисемилетняя женщина.
— Местность ухабистая! — предупредил норвежец.
— Мы к ней привыкли, — уверила его Ингигерда и обернулась к своему двоюродному брату. — Да, Регнвальд?
— Тебе стоит самому попробовать погонять в санях! — крикнул ярл. Он не приближался к норвежскому королю, не зная, поладят ли их кони.
— Клянусь святым Климентом, я не против! — согласился Олаф.
— Так возьми мои! — с готовностью предложил ладожский ярл.
Норвежец спешился и когда проходил мимо саней Ингигерды, то услышал, как она его поддела:
— Местность ухабистая!
Олаф повернулся к ней и опять увидел ее хитрую улыбку. Ничего не ответив, король поспешил к одолженным саням. Он встал на тесаные доски, получил в руки вожжи и покачался туда-сюда, пытаясь понять, как тут удерживать равновесие. Конь принял это движение за команду «вперед» и резко тронулся с места. Олаф чуть не упал. Он натянул поводья, строго прикрикнув:
— Воу-воу!
Конь встал. «Ага, — смекнул норвежец, — вот оно как работает!» Он обвел глазами ожидающих его людей и прикрикнул на коня, одновременно хлопнув его по бокам вожжами. Разгоряченное животное резво рвануло вон из лагеря норвежских дружинников. За ним устремились сани Ингигерды и верховые охотники с копьями.
Норвежцы короля и шведы ярла красовались друг перед другом удалью молодецкой: пустили коней в галоп-карьер, понуждая их перепрыгивать заснеженные кусты. Ингигерда как опытная наездница на размашистой рыси легко обогнала сани Олафа и направила коня вниз по руслу Ракомки. Норвежец направил свои сани за ней. По берегам кентером скакали верховые, высматривая кабана.
В это время самка кабана в кустах встревоженно вслушивалась в приближающийся топот копыт. Всадники обогнали сани и рассеялись по одному в редком дубовом лесу. Первым удирающего прочь вепря заметил единоутробный брат короля Харальд Сигурдсон.
— Сюда! — крикнул норвежец своей команде, разворачивая коня вслед убегающему кабану.
Ингигерда увидела, что ее шведы устремились вслед за норвежцами, приостановила коня и дождалась Олафа. Удостоверившись, что король ее видит, княгиня отцепила вертикально укрепленное в санях копье и воткнула его в сугроб, давая понять, что не намерена охотиться, а предлагает покататься наперегонки.
Олаф поравнялся с копьем Ингигерды, затем забросил свое копье в этот же сугроб и хлестнул коня, понуждая его перейти с рыси на галоп. Стоя в маленьких санях, ему приходилось делать несколько дел одновременно: сохранять равновесие, управлять лошадью, выбирать путь, следить за другими участниками движения, и все это в состоянии какого-то необыкновенного экстаза. Куда бы они ни поехали — всюду Олаф видел что-то новое, необычное. Ракомка протекала в широкой, метров четыреста, и глубокой ложбине, поросшей бурыми шуршащими травами и кустами, усыпанными снегом. Вдалеке виднелись ровные линии полозьев княжеских саней, создававшие впечатление ярких от солнца путеводных нитей к неземному наслаждению…
