– А что, я должна была сначала тебя в баню сводить? – усмехнулась Маша. – Но я не знаю, где здесь баня, а воды у нас было всего ничего, только попить.
– Ничего, я здесь достаточно воды нашел, – успокоил ее Горностай, но Маша с ужасом завопила:
– Ты ее пил? Ты ее пил?!
– Нет, мне не хотелось, – озадаченно сообщил Горностай. – Я попил из бутылки, а в той воде просто помылся. А что с ней не так?
– Потом, ладно? – пробормотала Маша. – Подробности потом. Значит, ты решил привести себя в порядок, прежде чем бежать отсюда? Тебе что, на улицу было стыдно выйти грязным, что ли?
– Ну да, а что такого? – пожал плечами Горностай. – Помылся – мне сразу лучше стало. А потом обнаружил, что все двери закрыты. Руки оббил о них, но ни одну, ни другую не мог открыть. Потом появилась Глафира… Но она дверь не открывала, а сквозь нее прошла. Вот клянусь!
– Верю, верю, – пробормотала Маша, оглядываясь. – Но я, я-то не проходила сквозь дверь! Я ее толкала, и она…
– И я толкал, – развел руками Горностай. – А потом догадался дернуть, и ты…
– И я ввалилась прямо в… – Маша поймала на кончике языка опасные слова «в твои объятия» и быстренько отредактировала фразу: – Сюда.
– А почему ты закричала – не он, не он? – вдруг зло спросил Горностай. – Ты кого хотела здесь увидеть?
– Да тебя, кого же еще? – не могла удержаться Маша от смеха: счастливого смеха, надо сказать. Ведь в его голосе звучала нескрываемая ревность! – Но ты переоделся, и я тебя не узнала. Испугалась… ну и закричала с перепугу!
– Понятно, – вприщур глядя на нее, сказал Горностай, и Маша снова подумала: «Какие ресницы длинные, черные… Почему у меня не такие ресницы? Мне обязательно надо их красить, чтобы выглядели прилично. А сегодня я не накрасилась. Наверное, ужасно выгляжу…»
– Что-то мы опять заболтались, – с трудом отвела она взгляд от черных глаз Горностая в вышеупомянутых ресницах. – Пошли, наконец, отсюда. Вот только куда?..
– Как это?!
– В этом доме никогда не знаешь, куда попадешь, – неохотно призналась Маша. – И неизвестно, когда и куда из него выйдешь. И выйдешь ли когда-нибудь…
– Да что же это за дом такой?! – чуть ли не взмолился Горностай.
– Прóклятый дом, – вздохнула Маша.
– Почему? За что?
– Да за многое, – раздался хриплый старушечий голос, и Маша с Горностаем обернулись так резко, что их шатнуло друг к другу – так они и замерли, соприкоснувшись плечами, незаметно для самих себя схватившись за руки и ошеломленно глядя на седую женщину, одетую в черное и серое, покрытую черным платком, – старую женщину с молодыми черными глазами.
– Марусенька! – воскликнула Маша.
– Кто такая? – недоверчиво смотрел на Марусеньку Горностай.
– Это сестра Глафиры, – пояснила Маша – и, только увидев, как изменилось лицо Горностая, поняла, как странно звучат ее слова для человека, который не столь давно столкнулся с чудесами Завитой-второй.
– Как это может быть ее сестра? – помотал головой Горностай, словно пытаясь прогнать некое наваждение. – Та молодая, а эта…
– Старая? – невесело усмехнулась Марусенька. – Ничего, Глафира точно такая же старая, как я, но она не только дочь Донжи, а еще и ведьмина дочь и дочь сатаны, оттого красоту навеки сохранила.
– А вы чья дочь? – без всякой иронии осведомился Горностай, и Маша поняла, что он освоился с местными реалиями если не вполне, то в достаточной степени, чтобы воспринимать их без охов и вздохов – словом, вполне по-мужски.
– Да их же, чья еще, – сверкнула глазами Марусенька. – Только меня Донжа проклял и красоты лишил, когда я его кровавые дела открыла Ивану Горностаю
– Кто такой этот Иван Горностай? – нервно спросил Иван Горностай.
– Да, перекрестилась бы я, глядя на тебя, да рука отсохнет, – вздохнула Марусенька. – Ты вылитый Иван Горностай, которого я любила годков этак… сколько, а? – обернулась она к Маше. – Ты считать умеешь, так скажи?
– Кажется, лет триста, ну, может, самую капельку меньше, – задумчиво сказала Маша. – У нас в газете проходил материал об истории нижегородской полиции, и там говорилась, что первые отделения под началом полицмейстера Метревелева появились в Нижнем Новгороде в сороковых или пятидесятых годах восемнадцатого века. Впрочем, можно в интернете посмотреть…
Маша достала телефон, но тот не работал.
– Сети нет. Странно, – нахмурилась она. – Я думала, что она появляется, когда мы где-то близко к Почтовому съезду. То есть к реальности. Но она ведь была! Была! Мы же смогли созвониться! И почему пропала?
Горностай и Марусенька стояли молча, потом одинаково потрясли головами.
– Почти триста лет назад? – наконец пробормотал Горностай, и Маша поняла, что ее слова насчет пропавшей сети успешно просвистели мимо его ушей. – Но как же так?!
– Да так, – вздохнула Марусенька. – Мужиков было много, а он – один-единственный. По сей день его помню, ни на день не забывала, а из-за него и тебе помогу, ведь ты кровь от крови его и плоть от плоти. И тебе помогу, – обернулась она к Маше, – потому что ты правнучка… уж не знаю, сколько пра-пра надо прибавить! – правнучка Ефимовны, которая мне когда-то жизнь спасла. Я ради нее пыталась тебя остановить, когда ты сюда сунулась, да когда любовь зовет – разве остановишься? Это я по себе помню!
– Марусенька, ты покажешь нам дорогу отсюда? – выпалила Маша, надеясь, что ее торопливый вопрос не позволит Горностаю услышать слова Марусеньки о зове любви – слишком правдивые слова, к сожалению!
– Попробую, а то как же! – кивнула старуха. – Мы с Глафирой здесь все коридоры-переходы назубок знаем. Долгонько по этому дому шатались после того, как Донжа в дыру в стене провалился.
– В какую еще дыру? – ахнула Маша.
– Да в ту самую, откуда ему сатана являлся, – пояснила Марусенька.
– Ты что-нибудь понимаешь? – пробормотал Горностай чуть слышно.
– Конечно, погоди, не мешай, – нетерпеливо бросила Маша, но, чувствуя, что терпению Горностая может настать конец, успокаивающе стиснула его руку: – Подожди, я тебе потом подробно все объясню.
– Такое ощущение, что тебе даже тысячи и одной ночи не хватит, чтобы мне все объяснить, – озабоченно проговорил Горностай.
Маша чуть не завопила от счастья перспективы этих ночей, однако постаралась взять себя в руки:
– Рассказывай, Марусенька!
– Когда Донжа Горностаю голову отрубил, он пошел сундук со своими сокровищами заклинать, – продолжала Марусенька. – Я не видела, как он это делал, – была будто во сне зачарованном. Уже потом его заклятие прочла и поняла, что там к чему… А Донжа, после того как эти страшные дела закончил, решил от тела Горностая избавиться. Приволок его в свою кумирню. Он и раньше трупы своих жертв в ту самую дыру сбрасывал, откуда к нему явился сатана, и все они исчезали неизвестно куда. Ну и Горностая тело обезглавленное Донжа отправил туда же. Посмотрел с усмешкой, как приняла мертвеца бездна… да, на свою беду, наклонился слишком низко, а может, оскользнулся на окровавленном полу – да и канул вслед за Горностаем в ту же бездну.
