– Отдыхай, – проворковал ей в ухо Дэниел. – Я разбужу тебя, когда приземлимся в Венеции.
Она словно ждала этого разрешения, чтобы задремать. Люс закрыла глаза, чтобы не видеть сияющих волн, разбивающихся в тысячах футов под ними, и провалилась в мир снов, где девять дней не имели значения, где она могла нырять и взлетать, купаясь в облаках, где могла свободно летать в вечности, которая не кончалась Падением.
Глава 3. Затонувшее святилище
Дэниел, казалось, целых полчаса стучал в потрепанную деревянную дверь посреди ночи. Трехэтажный венецианский особняк принадлежал его коллеге, какому-то профессору. Дэниел был уверен, что этот человек позволит им остановиться у него, потому что они были хорошими друзьями «многие годы назад», что могло охватывать большой промежуток времени, когда речь шла о Дэниеле.
– Он, должно быть, крепко спит. – Люс зевнула, сама почти убаюканная равномерным стуком Дэниела в дверь. Или так, рассеянно подумала она, или профессор сидел в каком-то богемном ночном кафе, попивая вино над книжкой, заполненной непонятными терминами.
Было три часа ночи. Их приземление посреди серебристой сети венецианских каналов произошло под бой башни с часами где-то в темной дали города. Люс с ног валилась от усталости. Она с несчастным видом прислонилась к холодному почтовому ящику, из-за чего он задрожал и слетел с одного гвоздя. Из-за этого ящик накренился, и Люс дернулась назад и чуть не свалилась в мутный черно-зеленый канал, воды которого касались покрытых мхом ступеней, словно черным языком.
Вся внешняя часть дома словно бы разлагалась: от деревянных подоконников слоями отходила синяя краска, красный кирпич был покрыт склизким темно-зеленым мхом, влажный бетон ступеней крошился под их ногами. На мгновение Люс подумала, что ощущает, как город тонет.
– Он должен быть здесь, – пробормотал Дэниел, продолжая стучать.
Когда они приземлились на выступ у канала, к которому обычно подплывают на гондолах, Дэниел пообещал Люс кровать в здании, горячий напиток и отдых от влажного сильного ветра, через который они прорывались долгие часы.
Наконец, дрожащую Люс выдернуло из размышлений медленное шарканье ног вниз по ступеням. Дэниел выдохнул и прикрыл глаза в облегчении, когда медная ручка повернулась. Петли застонали, и дверь распахнулась.
– Кто, черт возьми…
Седые волосы пожилого худощавого итальянца торчали во все стороны. У него были невообразимо густые белые брови и такие же усы, а из V-образного выреза его темно-серого халата торчали густые белые волоски.
Люс видела, как Дэниел моргнул в удивлении, словно сомневался в правильности адреса. Потом светло-карие глаза старичка зажглись. Он кинулся вперед и крепко обнял Дэниела.
– Я начал гадать, навестишь ли ты меня до того, как я, наконец, неизбежно сыграю в ящик, – хрипло прошептал мужчина. Его взгляд переместился на Люс, и он улыбнулся, словно они не разбудили его и он ждал их уже долгие месяцы. – После всех этих лет ты наконец привел Люсинду. Какая радость.
Его звали профессор Мазотта. Они с Дэниелом вместе изучали историю в Университете Болоньи в тридцатых годах. Он не был ошарашен или поражен его молодостью: Мазотта знал, кем был Дэниел.
Казалось, он испытывает лишь радость от воссоединения со старым другом, радость, которая лишь усилилась, когда он познакомился с главной любовью этого друга.
Он отвел их в кабинет, по которому также можно было изучать различные стадии разложения. Его книжные полки прогибались по центру, стол был завален пожелтевшей бумагой, ковер истерся до ниток и был заляпан кофе. Мазотта сразу же бросился готовить им чашку густого горячего шоколада – плохая привычка старика, хрипло сказал он Люс, легонько пихнув ее. Дэниел едва успел сделать глоток, прежде чем отдал свою книгу в руки Мазотта, открыв ее на описании первой реликвии.
Мазотта надел очки с проволочной оправой и сощурился, глядя на страницу, бормоча себе под нос что-то на итальянском. Он встал, подошел к книжной полке, почесал голову, потом снова повернулся к столу. Походил взад и вперед по комнате, отпил шоколад, вернулся к стеллажу и вытащил толстый том в кожаном переплете. Люс подавила зевок. На ее веки словно давил тяжелый груз. Она пыталась не задремать, щипая ладонь, чтобы бороться со сном. Но голоса Дэниела и профессора Мазотта казались далекими облаками тумана, пока они спорили над невозможностью утверждений друг друга.
– Это точно не оконная рама церкви Святого Игнатиуса, – заламывал руки Мазотта. – Те слегка шестиугольные, а предмет на этой картинке явно продолговатый.
– Что мы здесь делаем? – внезапно воскликнул Дэниел, заставив дребезжать любительский морской пейзаж с парусной лодкой на стене. – Нам явно нужно в библиотеку Болоньи. У тебя еще есть ключи, чтобы мы могли попасть внутрь? В твоем кабинете должно быть…
– Я стал почетным профессором тринадцать лет назад, Дэниел. И мы не отправимся на расстояние двух сотен километров посреди ночи, чтобы посмотреть на… – Он сделал паузу. – Глянь на Люсинду, она спит стоя, как боевая лошадь!
Люс сонливо поморщилась. Она боялась заснуть и встретить Билла. В эти дни он имел привычку появляться, когда она закрывала глаза. Она хотела бодрствовать, чтобы быть подальше от него, участвовать в разговоре о реликвии, которую им с Дэниелом нужно будет найти на следующий день. Но сон был настойчив и не принимал отказов.
Несколько секунд или часов спустя руки Дэниела подняли ее с пола и отнесли вверх по темному и узкому лестничному пролету.
– Прости, Люс, – шепнул он, как ей показалось. Она слишком крепко спала, чтобы ответить. – Мне нужно было дать тебе отдохнуть пораньше. Я просто так боюсь, – шепнул он. – Боюсь, что у нас кончится время.
Люс моргнула и отодвинулась назад, когда с удивлением поняла, что лежит в кровати. С еще большим удивлением она увидела один-единственный белый пион в низкой стеклянной вазе, нависающий над подушкой рядом с ее головой.
Она вытащила цветок из вазы и покрутила в руке, отчего капли воды как бусинки покрыли розовое парчовое одеяло. Кровать скрипнула, когда она облокотилась на медный подголовник и осмотрела комнату.
На мгновение она была сбита с толку незнакомым местом, остатки сна о путешествии по вестникам медленно испарялись по мере того, как она просыпалась.
Рядом больше не было Билла, чтобы подсказать, где она оказалась. Но он был у нее во сне, и предыдущей ночью он был Люцифером, монстром, смеющимся над предположением, что они с Дэниелом могли все изменить или остановить.
Белый конверт стоял у вазы на ночном столике.
Дэниел.
Она вспомнила лишь один легкий сладкий поцелуй и его руки, накрывшие ее одеялом прошлой ночью, после чего он исчез, закрыв дверь.
Куда он направился после этого?
Она открыла конверт и вытащила твердую белую карточку. Там было два слова: «На балконе».
