Наблюдая за светящейся точкой, которой вздумалось пересечь усыпанный невероятно яркими и низкими звездами небосклон, вдруг понял, что давно не смотрел в небо ночью. Просто так, чтобы полюбоваться красотой и почувствовать себя песчинкой в звездном океане вселенной. Надо же, прошло столько лет, но спутники еще летают. Человек ими уже не пользуется, а они выполняют ту задачу, ради которой созданы. Пройдут года, эти машины все так же будут бороздить околоземное пространство, и новые поколения, не зная о предыдущих попытках покорения космоса, станут считать эти точки проявлением божественной воли или его посланиями. И хорошо еще, если послания эти будут добрыми, а не очередным приказом убивать.
«Шайтан! Сколько глупых мыслей лезет в голову, когда заняться нечем. Хватит философии. Как там одна американка переиначила русскую поговорку «утро вечера мудреней» – «я подумаю об этом завтра»? Вот и я завтра подумаю. И послезавтра. Мне недолго думать предстоит, значит, надо думать, пока есть возможность».
Слушая стрекот одинокого кузнечика, неизвестно как попавшего в пустыню, Шал заснул.
* * *
Ее ровное дыхание согревало плечо. Солнце стояло высоко, и плотные шторы давали достаточно полумрака, чтобы спокойно заснуть, но почему-то не спалось. Возможно, причиной тому духота, вязкая и обжигающая, словно горячий пар в русской бане, из-за которой не хочется шевелиться не только самому, но и заставлять ворочаться мысли, которые давно застыли, будто шарики подшипника в замерзшей смазке. От частых размышлений начинает болеть голова, поэтому не нужно думать. Хотя бы некоторое время. Может быть, просто не хотелось спать днем, но моменты отдыха выпадали редко. Такие, чтобы понежиться в нормальной постели в объятиях женщины, тихо сопящей после ночной смены на мясокомбинате. Оставалось пялиться в потолок и считать трещины между плитами перекрытий. Три – справа налево, три – в другую сторону, и снова, туда и сюда. Зарядка для глаз.
На улице раздалось несколько одиночных выстрелов, тотчас заглушенных короткой автоматной очередью, и горячее тело рядом вздрогнуло. Голова взметнулась с плеча, прислушиваясь. Потом женщина приподнялась на локте и заглянула в глаза.
– Я думала, ты спишь.
– Нет.
– Наверное, никогда не смогу привыкнуть к выстрелам.
– Это потому, что они редко раздаются в городе. На периферии стреляют чаще.
– А ты привык?
– Давно.
Она положила голову ему на грудь и пробежалась пальцами по коже.
– Кайрат… тебе не надоело?
– Что именно?
– Уходить, приходить, пропадать надолго.
– Нет.
– А мне надоело. Хочется обычного женского счастья, любви, наконец. Взаимной!
Что ей ответить? Что он знает о ее любви? Или что она обманывает себя?
– Что ты молчишь? – Она ущипнула его.
Он дернулся и усмехнулся.
– А что тебе сказать?
– Правду!
– Работа у меня такая, приходится уходить…
– Я это знаю! – перебила она. – Но я не об этом. Я же люблю тебя!
– Тебе так кажется.
– Нет! Люблю!
– Ты это всем своим мужьям говорила?
Ее спина напряглась, она резко вскинула голову, и прядь волос мягко хлестнула его по лицу.
– А вот сейчас было больно!
– Зато честно. Ты хотела правды. Вот и меня она тоже интересует. Я понимаю, одной тянуть троих детей трудно. Но что тебе больше нравится? Что будешь некоторое время женой, будешь купаться в любви или что потом станешь вдовой? Так замуж невтерпеж? Тебе мало, что ты трижды вдова? Четвертый раз хочется?
– Скотина!
– Почему? – Он искренне удивился.
– Бьешь больно! Я думала… Почему ты решил, что я стану вдовой? Ты собрался умирать?
– Я не знаю, что будет завтра. Могу в любой момент нарваться на пулю или нож. А ты о семье…
– Тебе не хочется семьи, детей?
– Я тебе ничего не обещал вообще-то. И даже не намекал.
– Я думала, это потом…
– Интересный вы народ, женщины! Распланируете себе полжизни вперед, нафантазируете, мужика идеализируете, а потом обижаетесь, что он мудаком оказался. И в этом ваша извечная проблема. То, что в голове сами придумали, а с мужчиной согласовать забыли.
– Это очень цинично сейчас прозвучало…
– Я просто старше, – улыбнулся он, – и мудрее.
– То есть тебе нужно было только мое тело?
– Не только. Вся ты. Но и тело у тебя очень даже ничего. – Он хлопнул ее по заднице. – Но детей не хочу. Ни своих, ни чужих. Не хочу никого делать сиротами.
Она взвилась, словно кобра над горячим песком. Вскочила, перепрыгнула через него и встала перед кроватью. Голая, злая, разгоряченная, глаза мечут молнии. Он с улыбкой поднялся и окинул ее взглядом. Это тело ему нравилось. Она и сама нравилась, дело не только в ее теле заключалось. Хозяйка хорошая, да и вообще… Но вот не было любви. Симпатия, желание, страсть. Женщины готовы обманываться, но он обманывать не хотел. Случалось уже, а потом на душе погано.
– Я завтра ухожу в Тараз. Когда вернусь, не знаю.
Ее рука взлетела и направилась к нему, но лица не достигла, он перехватил запястье.
– Уходи! Видеть тебя не хочу! И не приходи больше!
Он дернул ее на себя и опрокинул на кровать.
– Пусти!
– Надо попрощаться по-человечески…
– Гад…
Дальше он ее не слушал…
* * *
Следующий день начался с новых попыток освободиться. К полудню он уже проклинал Иргаша и весь его род до седьмого колена. Мухи слетелись на шири с самого утра, а лежать головой на юг, когда солнце начинает свой путь на востоке, и палит, пока делает круг в течение всего дня, было невыносимо. Особенно они старались над щекой, истязая подсохшую корку на ране. Отмахиваться от жужжащих насекомых нечем, и ветер, занудно воя в одной тональности, не помогал. Хотелось пить, есть, и еще больше – курить. Требующие порции никотина легкие нестерпимо жгло, но спасения от этого не было. Это в обычной жизни можно отвлечь организм едой, водой или мелочью вроде жареных семян подсолнечника. В пустыне же, кроме песка, нет ничего. Сонм песчинок, преодолевая преграду в виде колодок, с ветром попадал в глаза и рот, заставляя отплевываться и терять и без того убывающую из потеющего организма влагу.
Как и предупреждал Хызыр, голова стала нестерпимо чесаться. Помня о его наставлении, Шал молчал, заметив в синем небе парящего стервятника. Кроме этого, ощутимо воняло падалью, и запах, источник которого находился на голове, причинял неприятности не меньше ползающих по лицу мух. Еще затекала и немела шея. Да и левая рука тоже.
