– Са́быр! Сюда иди! – Лоснящийся от пота гнедой послушно вышел из реки, фыркнул и, словно благодаря за предоставленную передышку, кивнул головой.
Сразу за рекой начинался пустой поселок. Люди уходили отсюда постепенно – кто в ближайший Тараз, кто в Туркестан или Каратау, но в основной массе стремились в Шымкент. В города, где осталось жалкое подобие цивилизации. И хотя формально по региону удары не наносились, голод и эпидемии проредили население еще в самые первые годы после того Удара, который выжившие называли Великой Скорбью.
Оставив коня под деревом за пару дворов до нужного дома, откуда ощутимо несло дымом, Шал медленно направился к цели. Оружие брать не стал, и даже камчу оставил в сумке, чтобы не наводила на определенные размышления. Невооруженный пеший человек должен вызывать доверие. На крайний случай, если о доверии нет речи, хотя бы не вызывать беспокойство и невольно не провоцировать агрессию. Нож в сапоге и «змейка» на поясе не видны, может и сойдет за гонца от покойного Кайыма. Ну а не сойдет, значит судьба, он давно отдал свою жизнь в руки провидения и все ждал, когда оно обратит на него внимание.
Последний дом по улице благодаря упавшим воротам, зарослям полыни во дворе и окнам без стекол выглядел бы нежилым, как и остальные в поселке, но печь из битого кирпича и закипающий на ней чайник говорили об обратном.
Из дома появилась босоногая женщина с кастрюлей. Симпатичная, средних лет, в сером платье ниже колен и, как положено обычаем, с косынкой на голове. Что-то яростно бормоча под нос, поменяла посуду на огне. Схватив закопченный чайник, собиралась уже вернуться в дом, когда увидела Шала у ворот.
– Чего надо? – грубо бросила она, надменно поджав губы на красивом лице.
– И вам не хворать, уважаемая, – Шал кивнул и степенно вошел во двор, не дожидаясь приглашения.
Рассмотрев неизвестного, женщина смягчилась. Черные волосы, сильно тронутые сединой, выглядывали из-под сдвинутой на затылок панамы, такие же седые усы и покрытое морщинами лицо указывали на почтенный возраст гостя, и она сразу вспомнила о традициях. Старших по возрасту нужно уважать. Да и внешний вид подозрений не вызывал – стоптанные сапоги, потертые камуфлированные штаны и потная рубашка навыпуск. Вероятно, обычный путник, направляющийся в Тараз.
– Здравствуйте, агай
[4]. Не хотите ли воды? Чаю?
– От воды не откажусь, племянница, – кивнул Шал, – жарко сегодня.
Женщина легко взбежала на крыльцо, скрылась на веранде, и через пару секунд появилась с ковшом.
Шал поблагодарил кивком и неспеша отпил несколько глотков воды.
– Ай, хорошо! А скажи мне, племянница, тебя, случайно, не Шолпан зовут?
Женщина поменялась в лице и нахмурилась.
– Шолпан.
– Значит, я по адресу. И Ермек дома?
– А вы кто?
– Ты меня не знаешь. Весточку я принес твоему благоверному. Так и будем на солнцепеке стоять? – Шал выплеснул остатки воды в траву и вернул ковш.
– Проходите.
Шолпан быстро скрылась в доме. Шал медленно пошел за ней и уже поднялся на веранду, как увидел высокого темноволосого мужчину, раздетого по пояс. В руке тот держал потертый «макар», и ствол был направлен прямо в живот Шалу. Хмуро сдвинув брови и наклонив вперед голову, хозяин дома напряженно всматривался в гостя.
Покатый лоб и вся поза напоминали упертого бычка, который не хочет идти в стойло. Точно, Бзал. Погоняла просто так не дают. У его подельников прозвища не лучше. Сагынтая за глаза навыкат, как у рыбы, звали Балык, а Кайыма – Карлос Кастанеда. Слишком уж любил путешествовать в мирах другой реальности.
Шолпан теперь стояла за спиной Бзала и с опаской смотрела на происходящее.
– Кто ты?
– Салам, Ермек. Я от Кайыма.
– А сам он где? – без приветствия, отрывисто спросил бычок.
– В «Навате». Укурился до зеленых соплей, – почти правду сказал Шал.
– Собака! – выругался Ермек. – Он что-то передал?
Гость кивнул.
Ермек повернулся к Шолпан и мотнул головой.
– Скройся!
Та поджала губы, протиснулась между ним и дверью и отправилась на улицу, что-то недовольно бурча под нос. Трещат, видать, узы любви сладкой парочки, у строителей отношений закончился цемент. Так бывает, когда кто-то один из пары на два фронта старается. Но и это временно, скоро всему конец.
– Заходи! – Ермек отступил назад, не убирая оружие.
– Не говорили мне, что вот так встречать будут, – Шал нагло усмехнулся. Сняв головной убор, взъерошил волосы и стал обмахиваться панамой, словно веером. – Жарко сегодня. Дождя хочется.
Они прошли в комнату, и Шал быстро окинул ее взглядом, подмечая детали. На полу потертый цветастый ковер. У лишенного шторок окна старый сундук, обитый вырезанными из жести национальными узорами. Кипа покрывал и подушек в углу заменяет супружеское ложе. Стены местами в трещинах и обваливаются, но глину и известку, которые с них сыпятся, убирают вовремя, на полу чисто. Уютное любовное гнездышко на краю света. Не дворец, где играют свирели, но уж явно получше шалаша. В дверном проеме, ведущем в другую комнату, виднелся стол, на котором стоял ручной пулемет с направленным в окно стволом. Вот и оборона на случай чего.
– Говори! – отрывисто приказал Ермек.
– Ты, Бзал, ствол-то убери! – вдруг повысил голос Шал. – Я тебе шавка какая-то, под прицелом говорить?
На лице Ермека промелькнуло удивление, но пистолет он опустил. И правильно, старших надо слушать. Видимо, вбиваемые с детства вековые традиции еще сидят где-то в подкорке, это хорошо.
– Вот, другое дело. А то не по-людски как-то.
Шал медленно прошелся по комнате.
– Далеко забрались. Поближе не было лежки? И чего в городе не осели?
– В городе опасно.
– Если не борзеть, не опасно. Значит так. Ахмед сказал, скоро пойдем в Шымкент. Будьте наготове.
– Кому передал? – недоуменно спросил Ермек.
– Мне-е-е! – ехидно протянул Шал и усмехнулся. – Чтобы я вам, дармоедам, это донес, и вы прекращали разлагаться. А то Карлос из притона не выползает, другой с девкой где-то прячется, Балык шлюх в борделях дегустирует. Оприходует спозаранку куртизанку и спит довольный полдня, хрен добудишься.
– Так тебя Ахмед прислал? – На лице Ермека проступило явное облегчение, и, поставив пистолет на предохранитель, он убрал его в карман.
– Нет, блин, генерал Ашимов! Конечно, Ахмед!
– Извини. Как звать тебя, агай? – уже виновато спросил Ермек.
– Шал.
– Сейчас чай будем пить, поговорим. – Ермек вдруг засуетился, пытаясь проявить гостеприимство. – Проходи, садись. Пойду скажу Шолпан, чтобы чай заварила.