– Чё, бл…, надо?! – снова спросил Старший.
– На экскурсию пришла? – выдавил из своего пьяного рта человек в зелёной куртке, на самом деле – самый старший из всех присутствующих, лет двадцати трёх.
Света молчала. Она осознала наконец, что не достанет так Старшего. Не ударит его достаточно сильно. Нужно было подойти ближе. Страшным, почти нечеловеческим усилием она нажала на себя изнутри, притушила ненависть и посмотрела на Старшего чудной помесью лихорадочного интереса, жалости и обеспокоенности. Света не знала, а это был взгляд матери. И Старший вдруг потаял.
– Пить хочешь? – спросил он.
Ей освободили место между мальчиками-детьми, прямо напротив Старшего, и налили водки. Света влезла между лавкой и столом, спокойно задирая ноги и сверкая колготочными ляжками. Блондинка и её подруга с тёмным каре прыснули. Света выпила водки, не закусывая, ничего не ощущая и всё это время не отрывая взгляда от Старшего.
– Бл…, она клеится, что ли, не пойму?! – нервно сказала блондинка.
Люди мужского пола за столом засмеялись – все, кроме Старшего. Младший покатывался громко и хрипло.
– А может, и да, тебе чего? – сказал Старший.
Они долго матерно препирались, как давно женатые, потом блондинка послала его, Свету и всех остальных и девушки ушли. Света не отрывала взгляд от глаз Старшего.
– Чё, трахаться хочешь? – сказал Старший брат.
Света подумала и кивнула.
– Ни х… себе! – голосом курящей взрослой женщины восторгнулся Младший.
– Ну пойдём, – спокойно сказал Старший.
Сидящие за столом снова загромыхали смехом, но сдержанно. Старший брат двинулся к подъезду. Света вылезла из-за стола и шагнула за ним.
– Только, бл…, не на моей кровати! – заорал Средний.
– И не на моей, – прохрипел Младший.
Старший придержал Свете дверь. Сказал, что на второй. Света вошла в жалкий скособоченный подъезд, пахнущий сыростью и деревянной старостью. Под ногами скрипели половицы. В подъезде её многоэтажки пахло мочой и блевотиной. Здесь было лучше. Света поднималась. Старший шёл за ней, разглядывая её зад. На втором этаже зашли в квартиру, которая оказалась обычной двушкой не беднее и не богаче жилья Светиных родителей. Старший призвал Свету не беспокоиться: матери не было дома. Про отца он ничего не сказал.
Света прошла в комнату прямо в пуховике. Старший сказал, что в доме не холодно. Закрыл шторы. Это были идеальные условия. Света принялась вытаскивать нож. Старший подошёл к ней, стянул с неё пуховик и принялся целовать пухлыми своими губами, громко дыша ей в уши. Старший раздел её дальше, разделся сам и привел её к кровати. Света успела бросить пуховик рядом. Дальше она более всего удивилась себе: что не стеснялась, не производила неуклюжих движений и не страдала от боли или отвращения. И Старший удивился кровавому подарку и пару раз серьёзно сказал, что придётся жениться. Они полулежали под одеялом, под постерами с голыми женщинами. Голова Старшего находилась на Светином животе. Лоб его уткнулся в мягкие Светины складки. Её крупные, белые, с синими венами груди, дышащие как отдельные звери, сидели у него на голове. Через занавеску пролезло лезвие луча. В Свете ещё осталась ненависть. Она поглядела на широкую шею Старшего и потянула руку к валяющемуся у кровати пуховику. Но вдруг ей сделалось неизмеримо лень лезть за ножом. Она просто погладила зависшей ладонью Старшего по голове.
Когда они вышли во двор, солнце уже сбежало, но люди по-прежнему сидели за столом, покрытым кожей машины Светиного дедушки. Ушли один из мальчиков и сальноголовый, но остальные были тут. Старшего и Свету встретили как молодожёнов – ласковым улюлюканьем. Свету усадили, накрыли ещё какой-то курткой, налили ей и вложили в ладонь бутерброд. Старший прошептал Свете, что она теперь его тёлка. Она поняла, что забыла в квартире шапку, но ей не было холодно. Младший брат и его ровесники показывали фокусы – как можно продать куклу телефона и изобразить при этом его звонок и вибрацию. Все гоготали. Света тоже улыбалась, но чувствовала, как разогнанная по всему телу ненависть тихо заново скапливается в её животе. Она гладила рукой обивку из своего детства и выдыхала изо рта сигаретный дым – Старший зажёг ей сигарету. Дубы урчали листьями от ветра. Небо белело невестиным платьем. Левой рукой Света потрогала лезвие. Голову хороводило от смеси табака с алкоголем. Света увидела, что дубы окружают их со всех сторон, услышала, как по-железному они зазвенели листьями. Старший нагнулся к ней, сказал, что она у него совсем запьянела. И засмеялся.
Внезапно двор накрыл хоровой мужской крик, свист и очередь матерных ругательств. Вскочил самый старый, почти двадцатитрёхлетний человек в зелёной куртке и сделал то, о чём мечтала Света последние три часа, – вытащил из кармана нож. Вскочили все остальные и сделали то же самое. Только Света осталась сидеть за столом, держась левой рукой за лезвие, правой рукой за сигарету. Вокруг дрались люди: те, с которыми она сегодня проводила день, – Братья и их друзья бились с какими-то пришлыми. Пришлые нападали, братья с друзьями отбивались. Пришлых количеством было больше. Воздух напитывался матом, стонами и потно-кровавым запахом. То и дело в разных точках дворового пространства красными маками прыскала кровь – от удара ножа или кулака. Света крутила головой по сторонам, потом устала и просто застыла на месте, держась обеими руками за копейкину обивку и не отрывая от неё глаз. Где-то закричала немолодая женщина, та самая, которая растит или уже вырастила ребёнка. Света поняла, что всё скоро закончится, потому что в дело вмешаются взрослые женщины.
Всё и правда затихло. Света подняла голову и оглянулась. Пришлые утаскивали своих раненых. Вокруг стола валялись нестарые мужские тела. Рядом лежал Старший с круглой тёмно-красной раной в щеке. Глядел своими бирюзовыми кристаллами в небо. Неподалёку валялся человек в зелёной куртке с порванным рукавом, с глубокой – от запястья до локтя – раной. Дальше у дуба, свернувшись в колесо, валялся Младший брат. Среднего не было видно. На ухо заорали:
– А ну вставай, бл…!
Света вылезла из-за стола, зацепившись коленом за гвоздь, порвала шерстяные колготки. Перед ней раскачивался от ненависти юный человек с кровавой марлей глаз. Света удивилась, что враг Братьев почти ничем не отличался от них внешне. Такой же светлый, коротко стриженный, голубоглазый, женственно-большегубый.
– Ты его тёлка, что ли? – закричал он снова. – Я видел, как вы тут сидели, бл…!
Света посмотрела на рану-мак в щеке Старшего брата и ответила: «Да» – будто её обвенчали с этим мёртвым женихом. Клон нацелился на неё ножом.
Вдруг его руку остановил другой пришлый человек, похожий на него самого, и на всех Братьев, и на их друзей.
– Ты чё, ты её видишь?! Как это может быть его телка?!
Рядом сиреной заголосила женщина.
– Надо съё…ся на ху…! – договорил другой пришлый. – Бл…, мы же вообще мимо пройти собирались!
Человек с кровавыми глазами сунул нож в карман. Спотыкаясь о тела поверженных, пришлые убежали в сторону дубового леса. Голосящая женщина в фартуке и тапках качала на руках мальчика – друга Младшего брата. На месте битвы стали появляться другие женщины. Подъезжала скорая. Света медленно двинулась в сторону города. Осторожно обходя лежащих людей, она беспрепятственно покинула двор, чуть, правда, не споткнувшись о Среднего. Прошла сквозь милые малоэтажные кварталы Четвёртого, мимо дубовых рощиц и снова встретила женщин с колясками.
