Но почему Вера настолько неэффективна (если не считать существенного роста ее влияния после Войны Пяти Королей)? Вероятно, это вызвано тем, что Вера не связана со знаниями и обучением, с жизненно важными технологиями чтения и письма. Сохранение знаний и обучение будущих поколений – это прерогатива мейстеров, которые могут исповедовать любую веру и откровенно аполитичны; таким образом, Вера не имеет возможности хоть как-то повлиять на политику королевств. Это произошло не случайно; закон, принятый во времена Мейегора, запретил септонам носить оружие, тем самым, по сути, распустив Святое Воинство, религиозный военный орден, который боролся против правовых нововведений Мейегора. «Даже Эйегон относился с опаской к вопросам, которые напрямую затрагивали дела Веры… только его сын Мейегор решился сломать эту силу на корню, но даже после этого Вера все равно возвращалась к силе при правлении таких королей, как Бейелор Благословенный», – комментирует Мартин в интервью
[20].
Борьба между Верой и короной, возобновившаяся после капитуляции Серсеи перед требованиями Его Воробейшества разрешить Святому Воинству вновь вооружаться, перекликается с одним из самых значительных политических конфликтов раннего средневекового периода. На кону стояло установление равноправия Церкви и короля. В Англии это затрагивало отношения между церковными и гражданскими судами. Должна ли Церковь иметь возможность приводить мирян в церковные суды и взыскивать штрафы за грехи, тем самым открывая для себя дополнительный источник дохода? Могла ли Церковь настаивать на том, чтобы священники были судимы за убийство в своих собственных судах и не подлежали тем же законам, что обычные люди? «Духовным положением» часто злоупотребляли. И могут ли священники обращаться в папскую курию вместо подчинения решениям английских судов? Эти вопросы привели к конфликту между Генрихом II и Томасом Беккетом, который закончился убийством архиепископа в 1170 году и отлучением короля от церкви – по крайней мере, временным.
«Папа римский! И сколько же у него дивизий?» – сказал Сталин в 1935 году. К счастью для него, у папы не было армии, которую он мог бы призвать на борьбу с врагами христианства. Средневековая церковь имела возможность отлучить провинившихся монархов от власти или объявить интердикт странам, чьи правители проявили неуважение к папе. На деле это означало, что в церквах этой страны не могли совершаться таинства – крещение, исповедь и отпевание, – и это был довольно эффективный способ заставить непокорных повиноваться. Но в королевстве, где аристократия, похоже, только на словах воздает должное Вере, неудивительно, что уважению святости септ и личной безопасности септонов пришел конец во время войны. И неудивительно, что простые люди охотно примыкают к движению в защиту своей религии и призывают к перевооружению Святого Воинства, если безопасность их святилищ и духовенства не может быть гарантирована ни в какой другой форме. Бриенна видит первые признаки возрождения народной Веры, когда едет в Девичий Пруд в поисках Сансы: она встречает группу, которая везет останки убитых септонов и септ в Королевскую Гавань в надежде найти там справедливость.
«Это кости святых мужей, претерпевших за веру. Они послужили Семерым не только жизнью своей, но и смертью. Они изнуряли себя постом, а порой принимали муки от рук нечестивцев. Ныне служители зла оскверняют септы, насилуют жен и девиц». ‹…› Септон взялся за одну из постромок, и тележка двинулась с места. Братья снова затянули молитву (ПС, Бриенна I, 71).
Воробьи (здесь, возможно, отсылка к Евангелию от Луки: «Не продают ли пять воробьев всего за две мелкие монеты? Однако ни один из них не забыт Богом» (12: 6)) быстро набирают силу и влияние. Босой септон, которого Бриенна встречает в этой группе странников, объясняет: «Воробей – самая скромная и неприметная из всех птиц. Таковы же и мы среди людей» (ПС, Бриенна I, 71). Воробьи собрались вместе ради общей цели – защиты верующих (посредством насилия), и они требуют справедливости и уважения к Вере. Позже они превратились в орден Сынов Воина, возрожденный военный орден Веры, и в Честных Бедняков, напоминающих нищенствующие ордена высокого Средневековья. Подобно нищенствующему ордену францисканцев, с которыми их объединяют коричневые одежды, они отвергают мирские блага, предпочитая странствовать с места на место, прося милостыню и проповедуя тем, кого встречают. Убийство Серсеей верховного септона, назначенного Тирионом вместо священника, который был убит во время беспорядков в Королевской Гавани, приводит к тому, что верховным септоном назначается Его Воробейшество. И, как мы видели, проходит совсем немного времени до того, как новый орден у власти начинает преследования на почве морали и использует методы инквизиции: изоляция, угрозы, пытки и публичное покаяние. «Вера часто становится смертью разума», – говорит Квиберн Серсее (5.8); что считать разумным – с точки зрения Квиберн и Серсеи это реальная политика, – теперь решают религиозные фанатики.
Революция уже витает в воздухе. Его Воробейшество говорит Оленне Тирелл: «Вы – меньшинство, мы – большинство, и когда большинство перестает бояться меньшинства…» (5.7). Он не договаривает фразу, но вскоре мы сами видим, что Воробьи не признают социальной иерархии. Услышав о событиях в Королевской Гавани, Тирион мрачно замечает: «Предпочитаю испорченных толстых жрецов ‹…› Пусть себе сидят на мягких подушках, вкушают сласти и пялят мальчиков. От истинно верующих одни неприятности» (ТД, Тирион VI, 314).
Простор
Принимая во внимание опасность народных волнений, нам стоит покинуть Королевскую Гавань. Мы отправимся на запад к Простору, саду Семи Королевств, знаменитому своими виноградниками и вином, которое они производят, например теплым золотым вином, которое делают на Арборе, одном из островов у побережья Простора. Мейс Тирелл хвастается Тихо Несторису, главе Железного банка Браавоса, что «виноделы говорят, что этот год может стать лучшим для красного винограда за последние полвека» (5.9); на предложение Мейса послать ему бочонок вина осеннего урожая аскетичный и щепетильный Тихо отвечает: «Боюсь, я пас». Простор – это местность холмистых склонов и ступенчатых виноградников; через нее протекает широкая река Мандер, питая влагой ее плодородные поля и взращивая фрукты, которыми славится регион. Простором управляет дом Тиреллов, на гербе которого красуется роза, эти цветы растут здесь в изобилии. Людям Простора очень близки и привычны принципы рыцарства, здесь же они и возникли. Сир Арис Окхарт олицетворяет людей Простора: храбрых, галантных, восприимчивых к женской красоте и инстинктивно не доверяющих дорнийцам. Между Простором, местом рождения Веры в Семерых, и Дорном существует древнее соперничество: сир Арис помнит гобелены в своем родовом доме, изображающие лорда Эдгеррана Отверстую Длань, сидящего с сотней голов дорнийцев у его ног; Трилистника, погибшего в Принцевом перевале от дорнийских копий; Алестера, трубящего из последних сил в рог; сира Оливара Зеленого Дубка, члена Королевской Гвардии, погибшего бок о бок с Молодым Драконом (ПС, Падший рыцарь). Упоминание Алестера и Оливара напоминает историю братьев по клятве Роланда и Оливера, которые сражались за Карла Великого, дядю Роланда (или, в других вариантах, отца). Два друга погибли на перевале Ронсесвальес в Пиренеях в битве, которая произошла в 778 году. Они были преданы подлым Ганелоном и убиты сарацинами, напавшими на королевство франков из мавританской Испании (культура которой имеет много общего с Дорном). Роланд не стал трубить в свой могучий боевой рог до самого последнего момента, посчитав, что франкский арьергард сможет удержать врага, в то время как более рассудительный Оливер возражал ему, призывая обратиться за помощью. «Песнь о Роланде» – это самая ранняя поэма, сохранившаяся на французском языке, созданная, вероятно, в середине одиннадцатого века. Она великолепно воплощает эпический героизм, который помог сформировать новые традиции рыцарства – культурного института, возникшего во Франции. Неудивительно, что эта легенда была включена в историю Простора, где к рыцарству относятся серьезнее и с большим энтузиазмом, чем люди в Королевских землях и тем более яростные воители на Севере.
