Шахматы, должно быть, были изобретены в Афганистане и Западной Индии в четвертом-пятом веках нашей эры и быстро перешли в Персию. В ранней версии этой игры, известной как «катуранга», фигуры делились на четыре группы: пехота, кавалерия, слоны и колесницы. Эти фигуры эволюционируют в современную пешку, коня, слона и ладью соответственно – английское слово «ладья» восходит к персидскому слову, означающему «колесница», в то время как слово «шахматы» происходит от «Shah mat!», что в переводе с персидского означает «Шах умер». Слово «ферзь» (fers), старое название королевы, связано с персидским словом «vizier» («визирь»), советник или министр. В ранних версиях игры именно эта фигура была правой рукой короля, а не его супруга. После вторжения мусульман в Персию игра быстро распространилась в мусульманском мире, а затем и в Европе через испанских мавров, потом по реке Волге в России и Скандинавии и уже затем через норманнов в Англии. Фигурки в мусульманской игре представляли собой небольшие предметы различных цветов и размеров, в соответствии с исламским запретом на изображение живых существ, но со временем приняли иную форму. Фигуру в виде слона также называли «граф», «собака», «советник» и «шут», до того как в двенадцатом-тринадцатом веках закрепилось название «bishop» (англ. «епископ»). Шахматы очень скоро стали популярными. Моралисты осуждали эту игру; в 1061 году Петр Дамиан упрекнул епископа Флоренции за игру в шахматы. Епископу следовало бы знать о греховных свойствах этой игры, утверждал святой. Шахматы – азартная игра, провоцирующая насилие в случае, если проигравшая сторона недовольна результатом. Тем не менее – и это был контраргумент епископа – эта игра требует мастерства и развивает логику, учит терпению и стратегическому мышлению. В своей «Учительной книге клирика», написанной в двенадцатом веке, испанец Петр Альфонси отметил, что умение играть в шахматы было одним из семи ключевых навыков, которыми должен был владеть рыцарь. Петр родился в еврейской семье в городе Хуэска в мусульманской Андалусии, и из его работы видно, что игра в шахматы уже стала привычным времяпрепровождением. Не только интеллектуальный компонент шахмат делал их полезным занятием для благородных мужчин; шахматы также дают возможность двум людям провести долгие часы, склонившись над доской. Мужчины и женщины могли играть в шахматы, что способствовало сближению; в результате игра стала приобретать романтические коннотации. В поэме Чосера памяти Бланш, жены Иоганна Гонта, «Книге герцогини», поэт описывает, как он видит во сне мужчину, одетого в черное. Он узнает, что этот мужчина долго был влюблен и наконец завоевал сердце своей возлюбленной. Мужчина в черном описывает, как «ложная Фортуна» играла в шахматы с ним и забрала королеву со словами «шах» и «мат». Поэт описывает смерть Бланш как конец шахматной партии. Таким образом, и любовь, и жизнь могут быть метафорически описаны как шахматная игра.
Когда мужчины играли в шахматы, происходили долгие приватные беседы, которые не привлекали такого внимания, как если бы беседа происходила за закрытыми дверями. Так что Тирион узнает много интересного о происходящем в Эссосе, играя в кайвассу с волантийцем Каво Ногарисом (ТД, Тирион VI). Шахматы были столь популярны, что посвященные им записи, подобные шахматным колонкам в современных газетах, начали появляться в тринадцатом веке. У Маргариты Анжуйской, супруги Генриха VI, были красный и зеленый комплекты шахмат, сделанные из хрусталя и яшмы; шахматные фигуры знаменитого шахматиста двенадцатого века Льюиса, вырезанные из моржовой кости и китового зуба, найденные на Западных островах, свидетельствуют о популярности игры среди скандинавской аристократии. И подобно тому, как слон мог превращался в собаку, шута или епископа, так же и ладья в шахматах Льюиса была сделана в виде берсеркера, печально известного воина, который в исландской саге впадает в невообразимую ярость и впивается зубами в свой щит перед битвой.
Культ Р’глора
Где именно в Эссосе зародилась религия Владыки Света, остается загадкой, но это, очевидно, очень важный культ в Волантисе, так как дворец Р’глора там даже больше, чем Великая септа Бейелора в Королевской Гавани. Бенерро – верховный жрец; является ли он патриархом, или он лишь верховный жрец храма в Волантисе? Эта религия довольно широко распространена в Эссосе, по крайней мере в Вольных городах; хотя в Браавосе, как и в Староместе и, вероятно, в Дорне, храмы, скорее, предназначены для странствующих приверженцев религии, а местной паствы не предполагается. В первый раз мы сталкиваемся с последователями Владыки Света в Драконьем Камне, где Мелисандра из Асшая, красная женщина, успешно обратила Станниса и по крайней мере некоторых из его свиты в новую религию. Попытки распространить поклонение Р’глору в Вестеросе кажутся не очень успешными. У Тороса из Мира была миссия обратить Эйериса, Безумного Короля; но, из-за одержимости Эйериса Торос ничего не добился. Однако его собственная вера колебалась на этом этапе его карьеры; лишь когда вылупляются драконы и красную комету замечают в небе – в этот момент мы впервые встречаем Мелисандру, – Торос переживает новый всплеск веры и силы. Он основывает Братство без Знамен и успешно возвращает Берика Дондарриона к жизни несколько раз. Духовное путешествие Тороса наводит на мысль о космической связи между драконами и силой Владыки Света, и Мелисандра также ощущает подъем сил. Станнис время от времени переживает сомнения:
– Мелисандра клянется, что видела в своем пламени, как я выхожу на бой с силами тьмы со Светозарным в руке. Светозарный! – презрительно фыркнул Станнис. – Блестит он красиво, спору нет, но на Черноводной этот волшебный меч принес мне не больше пользы, чем обычная сталь (БМ, Давос V, 602).
Религия Р’глора подразумевает поклонение всемогущему божеству, которое существует в огне, а противостоит ему Великий Иной, воплощенное космическое зло. Таким образом, религия походит на манихейство, то есть веру в то, что в мире существуют две сбалансированные и практически равные силы (в противоположность, скажем, всемогущему христианскому или еврейскому Богу, который страдает от зла в мире по причинам, которые не могут быть поняты ограниченным человеческим умом). Религия последователей Р’глора, насколько нам известны ее догматы, сопоставима с верованиями средневековых катаров и подобных еретических сект, которые считали, что мир безнадежно пал, и думали, что спасение можно обрести только в другом мире. Человеческие души принадлежали свету на небесах, но многие были пойманы злым Богом, одеты в плоть и посланы в этот мир страдать. Катары, жившие в Лангедоке на юге Франции, верили, что жизнь столь бессмысленна, что не стоит размножаться, так как это приведет к появлению новых несчастных обитателей этого прогнившего мира. Катары верили в перерождение; ведение достойной жизни могло прервать цикл перерождений и позволить навсегда вернуться в мир света. Мужчины и женщины рассматривались в катаризме как равные. В то время как обычные люди только воздерживались от употребления в пищу мяса и участия в католических религиозных практиках, избранные «perfecti» (духовные лидеры секты) вели крайне аскетичный образ жизни: отказывались от секса и алкоголя и часто постились. Они не должны были никого убивать и никому не давали присяги. Обычные приверженцы секты вели такой образ жизни, известный как «consolamentum», лишь незадолго до кончины, когда подобные ограничения было несложно соблюдать, но perfecti придерживались такого аскетизма десятилетиями.
