Юная княгиня вздрогнула и даже отпрянула от мужа:
– Вот видишь! Юрий Дмитриевич из пушек по вам стрелял, а ты его защищаешь! Сказываешь, что не тронет!
– Дядюшка меня любит. Сколько себя помню, всегда меня баловал, – слабо улыбнулся Василий Васильевич. – Подарки приносил, играл со мною, обещал в свою дружину в новики взять. Он меня любит и вреда не причинит.
– Войной на тебя ходить – это разве не вред?! – возмутилась Мария.
– Покамест это не он на меня, а я на него, – покачал головой Великий князь, самостоятельно продолжив борьбу с крючками. – А он все прощает, уступает да милует. Хотя и побеждает.
– Но почему?! – не поняла Великая княгиня.
– Он мой дядюшка, я его племянник, – пожал плечами Василий Васильевич. – Он меня любит, а я его. Сколько помню, он меня больше, нежели отец родной, холил и баловал. Игрушки первые детские от него, пони серого именно он мне подарил, когда пять лет исполнилось. Кинжал первый от него, пояс от него. В юности именно он мне первую броню подарил, байдану на вырост. А как я взрослым стал, то стол московский в подарок от него получил. Он же полгода назад нас с тобою сюда сам вернул, по одной лишь своей доброй воле! Как можно не любить такого дядюшку?
– Если любишь и он тебя не воюет и балует, зачем тогда ты сам на него нападаешь? – совсем уже запуталась царственная девочка.
– Да матушка совсем заела… – Отбросил наконец-то сдавшуюся ферязь Великий князь и устремился к Марии. – Докажи да докажи, что он в твоей власти! Победи и помилуй, победи и помилуй…
Его губы коснулись уголка ее рта, щеки, потом шеи, ладони жадно скользнули по бокам, спине, опустились к юбке…
– Дозволь мне исполнить свой супружеский долг, мой ясный сокол… – попросила Великая княгиня. – Садись на сундук.
Василий Васильевич довольно улыбнулся, сел на сшитый из ясеня ящик с медной окантовкой.
Девочка медленно опустилась перед ним на колени. Взяла в руки левую ногу, крепко вцепилась пальцами в пятку, напряглась, стянула сапог и откинула в сторону. Затем сняла второй, отставила, поднялась и поспешила к двери.
– Стой, ты куда?! – возмущенно подпрыгнул Великий князь, нагнал юную супругу, схватил за руку. – И это все?!
– Знамо, все, желанный мой и ненаглядный, – провела ладошкой по пушистой щеке своего восемнадцатилетнего мужа девочка. – Али ты забыл, что баня нас с тобою поджидает протопленная? Там и простыночки чистые, и рубахи свежие, и вода горячая, и квасок холодный, и стол накрытый.
Государыня распахнула дверь и крикнула наружу:
– Княжьего постельничего сюда! Банный халат Великому князю!
* * *
Насколько славно за два с небольшим часа удалось попариться государю Василию Васильевичу и государыне Марии Ярославовне – неведомо, ибо происходило все сие за запертыми дверьми. Однако же вышли они горячие и совершено умиротворенные, держась за руки и нежно переглядываясь. И вопреки исстари заведенному обычаю – по своим покоям не разошлись, так плечом к плечу и удалились в опочивальню к Великому князю.
Впрочем, молодежь никогда не понимает обычаев, заведенных мудрыми престарелыми предками.
Вот пройдет лет сорок – тогда сторониться друг друга и начнут.
В восемнадцать же – каждая минута бессмысленной разлуки за вечность принимается!
И потому завтракали супруги тоже вдвоем, жадно глядя друг другу в глаза.
– Я ведь могла тебя потерять! – внезапно сказала Мария. – Достаточно одного случайного выстрела, камня, брошенной сулицы – и все! Все будет кончено! Это какая-то несуразица: побеждать, чтобы миловать! Если вы с дядюшкой так любите друг друга, ну так давайте держаться вместе, одной семьей. Зачем нужна война, чтобы стать своими?
– Матушка говорит, нужно доказать дядюшке, что я способен одержать над ним верх, – ответил государь. – И тогда можно оказать ему милость и простить.
– Прости его сейчас! – протянув руку, схватила мужа за пальцы Мария Ярославовна. – Просто прости и все! И пусть настанет мир! Юрий Дмитриевич простил тебя за то, что ты снарядил на него поход, а ты прости его за… За что ты должен его простить?
Василий Васильевич вытянул пальцы из ее ладони и крепко сжал в кулак.
– Неважно, за что! – не стала настаивать девочка. – Нужно уметь прощать!
– Нет за моим дядюшкой никакой вины, – признался Великий князь. – Просто матушка настаивает, что надобно показать характер.
– Легко показывать характер тому, кто все равно прощает тебя за все оплошности! – покачала головой Мария Ярославовна. – И все равно… Брошенное копье не знает о вашей симпатии. Пущенная стрела не ведает, что вы желаете милости друг для друга, пушечная картечь не знает жалости. Зачем все это, Василий, зачем?! Васенька, я не хочу тебя хоронить! Ты слишком молод для смерти, а я не хочу становиться вдовой!
– Не кричи, – попросил Великий князь.
– Я боюсь, – перейдя на шепот, призналась девочка. – Я боюсь потерять наше счастье. Боюсь потерять тебя. Я не хочу с тобой расставаться!
– Мы больше не расстанемся, – покачал головой Василий Васильевич. – Два раза попробовал – и хватит. Как бы после третьего раза Юрий Дмитриевич и правда всерьез не обиделся! Моего дядюшку все равно невозможно победить. Не стану и стараться. Все, моя лебедушка, теперь все! Больше мы с тобою не расстанемся. Будем вместе всегда, и днем, и ночью. Более никаких разлук!
– Правда?! – радостно воскликнула Мария. Она вскочила, обежала стол и крепко обняла мужа: – Ты обещаешь?
– Я тебе клянусь, моя ненаглядная! – решительно ответил ей государь. – Я о сем раз сто успел поразмыслить, пока из заволочских буреломов домой выбирался. Все, хватит. Ты права. Коли Юрий Дмитриевич будет ко мне так добр, коли он снова простит меня за совершенную глупость, я должен ответить ему тем же. Больше никакой войны!
– Да, мой сокол! Да, моя любовь… – Великая княгиня наградила своего мужа за ответ горячим поцелуем. Потом еще одним. – Как же хорошо, как покойно сразу на душе моей стало. Мы будем рядом всегда!
– Всегда, моя ненаглядная! – согласился Василий Васильевич.
– И все-таки интересно, – вдруг проснулся в душе юной женщины червячок любопытства. – Почему Юрий Дмитриевич так к тебе относится? Софья Витовтовна уверена, что он обязательно все простит. И ты уверен, что обязательно все простит. Так почему он тебя всегда и за все прощает?
24 ноября 1433 года. Галич, детинец, княжеские покои
Ночь оказалась для князя Юрия Дмитриевича долгой и тяжелой. Печальные думы никак не давали властителю многолюдного стольного Галича сомкнуть глаз, и, в конце концов, он не выдержал – поднялся, оделся, перешел в горницу перед опочивальней. Подбросил дров в топку печи, на россыпь крупных красных углей. Немного выждал, пока березовые поленья полыхнут, зажег от них свечу, от свечи – фитили в трехрожковой масляной лампе, уселся в стоящее посреди комнаты кресло и задумчиво уставился в черное слюдяное окно.
