И сердце радовалось у всех бояр и князей победоносных русских полков от такого единения двух внуков знаменитого Великого князя Дмитрия Донского.
16 июня 1436 года. Москва, подклеть Великокняжеского дворца
Под присмотром четырех рынд трое плотников споро срубили вокруг брошенного на пол князя Василия Юрьевича клеть, уперев верхний ряд сосновых чурбаков в черный пол наверху. Бревнышки были легкими, небольшими, с две ладони толщиной, и потому опытные мастера управились быстро – двух часов не прошло.
Тонкие-то тонкие – однако голыми руками подобного сруба не разобрать. И потому по завершении работ рынды тоже ушли, оставив взятого после битвы на Черехе пленника в полном одиночестве.
Однако вскорости послышался громкий стук, и спустя некое время через одну из стен пробился слабый огонек масляной лампы. В ее свете плотник продолбил меж бревен окошко размером чуть больше головы – но вдруг собрался и ушел.
– Эй, ты куда?! – крикнул ему вслед Василий Юрьевич. – Долби еще!
– А зачем? – послышался тихий женский голос. – Миска и ковш сюда пролезут, а большего тебе и не надобно. Тебе ведь выбраться отсель наружу не суждено, двери и окна не надобны.
– Софья? Это ты, литовская ведьма? – заметался перед окошком пленник, не в силах выглянуть наружу.
– Угадал, Василий. Молодец. – За окошком качнулся свет свечи, но что-либо разглядеть все равно не удавалось. – Мыслила просто в порубе тебя оставить, да токмо подумалось, преставишься ты уж очень быстро. Без удовольствия. А я хочу, чтобы ты с братьями своими напоследок поболтал, когда я их всех рядом с тобою посажу. Всех вас, погань юрьевскую, всех под корень изведу! Никого на развод не оставлю!
– Ведьма! – зло выдохнул пленник. – А ведь все из-за тебя, ты все это начала, ты затеяла! Какого рожна ты на нас с отцом так окрысилась?
– Твой отец меня предал, – спокойно ответила Софья Витовтовна. – А вам лишнего разболтал. Но ты ведь теперь никому сего не расскажешь, Васенька? – злорадно засмеялась женщина.
– Так вот чего ты так боишься, похотливая ведьма?! – ударил кулаком по бревнам князь Василий Юрьевич. – Что все про блуд твой позорный узнают?! Не надейся, я твоего секрета беречь не стану. Всем до единого расскажу!
– Рассказывай, Васенька, рассказывай, – разрешила вдовая княгиня. – Мне рассказывай, мышам рассказывай, бревнам сосновым рассказывай. Больше ты до конца жизни своей никого не увидишь, не надейся. Так что болтай, сколько пожелаешь!
– Не я, так братья людям глаза на нутро твое поганое откроют!
– Не успеют, Васенька. – Софья Витовтовна явно наслаждалась получившимся разговором. – Все твои братики очень скоро здесь, рядом с тобою окажутся. Я тебе обещаю.
– Зубы обломаешь, змея подколодная!
– Обожди – и увидишь, – невозмутимо ответила вдовая княгиня. – Да, чуть не забыла. Чтобы ты сего дождался, слишком рано не окочурившись, придется мне тебя кормить…
Она поставила на край окна миску с кашей, а затем демонстративно чем-то в нее капнула из маленького пузырька.
– Это настой дурмана, Василий. Тебе он очень не понравится, но других кушаний у меня для тебя не будет. Хочешь ешь, хочешь не ешь. Дело твое.
Вдовая княгиня опять злорадно засмеялась, после чего свет над миской исчез, и в подклети наступила мертвая тишина…
28 ноября 1436 года. Москва, Кремль
В эту осень зима пришла рано, и Покров случился еще в середине октября. В начале ноября на реках встал лед, к середине месяца он окреп настолько, что на озерах, протоках и непроходимых летом болотах заработали зимники. Снегопады случались несколько раз, сугробы поднялись до колена, и великокняжеский двор впервые отправился на охоту – выслеживать по свежим следам оленей и кабанов и поднимать из берлог сонных зажиревших медведей.
На второй день после отъезда государя в непроходимые истровские леса в его столицу с несколькими слугами прибыл князь Дмитрий Юрьевич, к которому стараниями Василия Васильевича накрепко прилипло прозвище Шемяка. Остановившись на своем подворье, князь Дмитрий попарился и отдохнул, хорошо выспался на мягкой перине в жарко натопленной спальне, утром облачился во все чистое и отправился в Великокняжеский дворец.
Разумеется, знатного гостя и лучшего друга Василия Васильевича впустили в государевы хоромы без единого вопроса.
Вот токмо внутри огромного здания он, почитай, вовсе никого не застал. Даже рынды не караулили переходы между личными покоями государя, посольскими и думными палатами, трапезной – и в прочих обычных для стражи в белых тулупах местах.
Спросить, что случилось, и то не у кого!
– Кажется, я не вовремя, – наконец смирился гость и повернул к выходу. Но всего в двух проходных горницах от входных дверей угличский князь увидел многолюдное столпотворение: два десятка стражников, несколько солидных бояр, опирающихся на тяжелые посохи, десяток женщин в собольих и бобровых душегрейках, в самоцветных кокошниках, в парчовых и бархатных платьях. Все они столпились полукругом вокруг своей госпожи, облаченной в темно-синий наряд с пышными юбками, с песцовой накидкой на плечах и скромным пуховым платком на волосах.
– Хорошего тебе дня, Софья Витовтовна, – склонил голову перед княгиней-матерью гость. – Что-то пусто ныне у вас во дворце.
– Мне токмо-токмо поведали о твоем появлении, Дмитрий Юрьевич, – степенно поклонилась в ответ женщина. – Насилу поспела встретить! Что за нужда привела тебя в Москву, княже? Чем могу я тебе помочь?
– Скажи, княгиня, где твой сын? Что-то ни его самого, ни свиты не видно, – развел руками князь по прозвищу Шемяка. – Ведомо мне, о тревогах военных, смутах и крамолах на Руси более не слышно, в походы дальние Василий Васильевич не уходил, в столице все время пребывал. Ан нет!
– Что тебе вдруг за нужда такая в моем сыне случилась, Дмитрий Юрьевич? – ласково поинтересовалась княгиня-мать.
– Нужда счастливая и радостная, Софья Витовтовна! – широко улыбнулся молодой князь. – Хочу самолично государя нашего, моего старшего брата и друга близкого, на свадьбу свою пригласить! Женюсь я, Софья Витовтовна! Женюсь на прекрасной княжне Софье, дочери князя Заозерского. Хочу, чтобы и брат мой за меня порадовался, со мною повеселился!
– У меня для тебя тоже есть известие, князь Дмитрий Юрьевич, – склонила голову набок княгиня-мать. – Не будет у тебя никакой свадьбы. Нам все сие совершенно ни к чему. – Женщина повернула голову к охраняющим государеву матушку стражникам и распорядилась: – Взять Шемяку – и в подклеть! В поруб его рядом с братиком засадите! А то Васька Косой совсем уже там в одиночестве заскучал.
Телохранители не колебались ни мгновения – исполнили полученный приказ решительно и быстро, гость и за пояс схватиться не успел. Смог только крикнуть что-то растерянно и неразборчиво – и был споро утащен вдаль по коридорам.
– Вот и со вторым Юрьевичем покончено, – подвела итог Софья Витовтовна. – Остается только один. Жаль токмо, засел он у себя в Заволочье, как сыч в дупле, и носа наружу не кажет. Прямо не знаю, что и делать?
