– Всем надобно, – призналась баба. – Но я его не знаю.
Вторуша вздохнул и полез в сумку:
– Ладно, давай начинать сначала. Гривенник за разговор и полтину, коли в лавку приведешь. Сговорились?
Толстуха прибрала монету и деловито поспешила дальше к торгу…
* * *
Служанка оказалась честной бабой – и уже на следующий день появилась в лавке с невысоким смердом в горностаевой шапочке «пирожком» и в кафтане с заячьим воротом. Простеньком – но новом. Сиречь явно не с «чужого плеча», не подаренном-передаренном от хозяина холопам. Выходит – свой доход и своя гордость у мужчины имелись.
Гость был большенос, носил окладистую бородку в две ладони длиной и шириной, прищипанную по низу двумя бантиками из цветных шелковых шнурков, каждый – с продернутой золотой нитью. Про пухлые, розовые щеки, мясистую шею и общую упитанность можно и не поминать – разве на свете существуют тощие повара?
Баба, кивнув головой на приведенного мужчину, протянула руку, получила свой полтинник и вышла прочь.
Оставленный ею повар Иван Котов – вестимо, сие был именно он, проводил служанку взглядом, а затем крякнул и прямо спросил:
– В чем подвох, купец?
– Нет подвоха, – мотнул головой Вторуша. – Закупайся сластями у меня – и каждая десятая монета с выручки твоя.
– Таких цен не бывает, купец, – покачал головой повар. – С такими ценами ты бы по миру давно пошел. Так что сказывай честно, в чем подвох, либо я от греха куда подальше отсель пойду и всей дворне закажу близко к тебе не приближаться. Ведомо мне, чем прибытки с такими щедрыми доброхотами заканчиваются. Дыбой, кнутом, а опосля еще долгами на весь род до седьмого колена!
В животе Вторуши холодно екнуло от страха, словно бы собачьи клыки уже сомкнулись на его душе, он даже слегка побледнел, но не сдался, а попытался объяснить:
– Я ведь из Галича, Ваня, – издалека начал он. – У меня и ныне там лавка винная имеется. Я брату Дмитрия Юрьевича служил, лично его знал, поручения многие исполнял. Как в Москву отправлялся, он со мною поручения всякие… Сиречь мне многое поручал. А коли нужда, так меня прямо слал, свои же дела сразу побоку… Это я Дмитрию Красному вино ко двору поставлял. И ему, и боярам его…
– Так вот ты куда нацелился, поганец?! – понимающе и потому с долей добродушия рассмеялся гость. – Желаешь государю Дмитрию в винные поставщики приткнуться? Зря стараешься, там все давно поделено, все свои!
– Про Дмитрия Красного тоже так сказывали, Ваня… – нащупав нужную ниточку, осторожно потянул за нее Вторуша. – Сказывали, токмо мед свой стоячий жалует, а иного ничего не пьет. Однако же ужо через полгода у меня гышпанские и фряжские вина начал брать, а опосля даже и мед у меня хмельной стал прикупать. Ведом мне один медовщик, напиток у него ре-е‑едкостный!
И тут вдруг купец сообразил, что нужно делать. Он вскинул палец, отступил в каморку перед сараем, вернулся с кувшином и двумя скромными берестяными стаканами: просто лист бересты, обернутый вокруг деревянного донышка и склеенный воском, дабы не протекал. Обычная дорожная поделка, каковыми путники на привалах пробавляются.
– Великий был князь Дмитрий Юрьевич младший! – Вторуша налил в стаканы красное вино. – Сердце кровью обливается, как понимаю, что нет его более. Давай, друже, выпьем за помин его души…
Иван Котов отказываться не стал – и купец тут же налил ему снова:
– Ну, и, знамо, за отца князей наших, великого воеводу Юрия Дмитриевича!
Гость выпил, крякнул, закусил курагой, кивнул:
– Да, приятель, повезло нам изрядно. Не простой люд. Рядом с истинными державниками пребываем, радетелям земли русской служим…
Третий стакан ушел за землю русскую, четвертый – за государя Дмитрия Шемяку, потом мужчины перешли на личности, выпивая друг за друга, затем жаловались на тяготы своих жизней – каждый о своих бедах душу изливал, и к концу третьего кувшина сошлись во мнении, что Вторуша – дальновидный и хитрый поганец, желающий подсидеть в местной торговле новгородских же купцов, но из любви к своему государю Дмитрию Юрьевичу Иван Котов постарается изо всех сил галичскому торговцу в сем деле помогать…
Ушел повар с немалым трудом – Вторуша даже послал с ним слугу, дабы до подворья проводил. Но слова своего Котов не забыл – и уже через три дня двор Дмитрия Шемяки закупил у галичанина целых два возка товара, выгребя буквально все подряд.
Купец сему, понятно, не огорчился, и к концу Святок запасы сумел пополнить. Очень вовремя пополнить, поскольку слопавшие за праздники все сладости новгородцы начали снова закупать угощения. В том числе – и государев двор, набравший еще телегу товара.
В феврале Вторуше наконец-то удалось добраться до заветной цели: он самолично принес на шемякинское подворье истребованный куль чернослива! И на сей раз они с Котовым выпивали уже поварскую бражку, мутноватую и пахнущую хлебом. Но зато – на кухне самого государя Дмитрия Юрьевича!!!
Шарик с зельем и берендейки с маслом были у лазутчика с собой, в поясной сумке. Достаточно отвлечь собеседника на малый миг, опрокинуть берестяной сосудик над котлом или блюдом – и дело сделано!
Вот токмо Вторуша пока совершенно не представлял – кто здесь, в многолюдной суете, куда и для кого готовит, какие кушанья на какой стол предназначены и в какие покои отсюда подаются…
Но ловкий галичанин пребывал в уверенности, что теперь станет на кухне постоянным гостем…
О чем уже наутро Вторуша с немалой гордостью отписался в Москву.
* * *
За февралем пришел март – и еще до начала распутицы князь Дмитрий со двором и свитой внезапно отправился в Кашин, снова оставив Вторушу наедине со своей торговлей.
Однако уже в конце августа в лавку шумно ввалился румяный Иван Котов, в синей атласной рубахе, голубых парусиновых штанах и алых коротких сапожках и весело постучал обеими ладонями по прилавку:
– Эгей, Поганец, соскучился?! Хватит задницу просиживать, пора за работу! – гость бросил на лотки берестяной свиток: – Я тут список оставил, сам за другим товаром пока пойду. Вечером увидимся.
И ввечеру повар с купцом, вольготно расположившись за огромным кухонным столом, попивали вино, принесенное Вторушей, закусывая его заячьими потрошками и щучьим заливным.
И то, и другое было уже частично попробованным – проще говоря, досталось с княжеского стола, но менее вкусным от этого не становилось.
– Как же хорошо на ладьях путешествовать, Поганец! – поделился впечатлением повар. – Сидишь себе, покачиваешься тихонько. Река тебя и несет сама, и кормить, поить ее не надобно, ни распрягать, ни чистить, ни выхаживать. Прохлада овевает, водичка журчит, ну что за благодать! Вот бы государь наш Дмитрий всегда так разъезжал!
– За здоровье князя Дмитрия Юрьевича! – кивнул Вторуша, собираясь разлить вино. Но, увы, в прихваченном с собой бурдюке было уже пусто.
