День клонился к закату, когда по четвертому адресу, позвонив в шесть квартир, Джарвис, наконец, наткнулся на девицу, возраст которой, по его мнению, приближался к сорока. Мускулистая, с бигуди в волосах, она внимательно оглядела шерифа и, выпустив дым из сигареты прямо ему в лицо, спросила:
— А зачем вы ее ищете?
— Чтобы узнать, что с ней случилось, — ответил Джарвис, отгоняя рукой дым.
— По поручению ее родителей?
— Чтобы найти истину.
Девица сморщила свой широкий нос, внезапно став похожей на свинью в белокуром парике.
— Вы ее родственник?
— Не совсем. Но я знаю, что у нее была трудная жизнь. Мне очень надо с ней поговорить. Быть может, я даже смогу помочь ей, и, кто знает, может, она сможет помочь мне.
Мисс Пигги
[11] помахала перед собой сигаретой, словно волшебной палочкой, и произнесла слова, которых он так долго ждал:
— Ладно, входите. Вам, похоже, действительно нужна помощь.
32
Мисс Пигги занимала узкую меблированную комнату, провонявшую прогорклым салом и служившую пристанищем целой стае гудящих мух, летавших змейкой между липучками, понуро свисавшими погребальными завитушками с криво закрепленной люстры и выставлявшими напоказ свои тощие трофеи. Она пригласила Джарвиса сесть на диванчик, покрытый розовым заляпанным покрывалом с бахромой. Чтобы не стало дурно, шериф решил пристально не рассматривать предложенное ему место. На низеньком столике стоял пузырек с кремом и коробка с презервативами, а внизу лежало несколько порнографических журналов, превозносивших роскошь биологических полостей безнравственных старлеток. Мисс Пигги явно обладала неутомимыми бедрами, способными наполнить ее кошелек.
— У меня есть холодный лимонад, если хотите, — предложила она.
Возможно, это единственная свежая вещь, которую она может ему предложить, подумал Джарвис, и тотчас в голове его зазвучал рассерженный голос жены:
— Принеси мне лимонад.
— Так кто вы ей? — громко спросила мисс Пигги из кухни.
— Что-то вроде двоюродного деда, не выполнившего свою работу, — произнес Джарвис, отодвигаясь от подозрительного пятна.
Она вернулась с двумя большими стаканами, полными сока светлого желтого цвета.
— Что значит «не выполнил свою работу»?
— Почти двадцать лет назад и три года назад. Каждый раз, когда я был ей нужен.
Желая с ним чокнуться, толстуха протянула свой стакан.
— Меня зовут Лиз.
— Джарвис.
— Вы ее хорошо знали?
Джарвис решил предоставить Лиз возможность вести беседу. Она явно что-то знала про Эзру, но хотела понять, достоин ли он это выслушать.
— Достаточно, чтобы знать, что у нее были проблемы, но недостаточно, чтобы знать, как ей помочь из них выпутаться.
— Вы в курсе двух значимых дат в ее жизни, что отличает вас от большинства тех типов, которые прошли через ее койку.
— Годы мои не те, чтобы быть в их числе.
— Глянь вы на них, вы бы удивились.
— У нее было много дружков?
— Зависит от того, кого вы называете дружками.
— Понятно. Я в курсе этой стороны ее жизни.
— Вы знали, что ее предки настоящие засранцы?
— Я бы сказал, что они не знали, как себя с ней вести.
— О, да, они прочно сидели у нее в печенках!
В ее словах звучала издевка, выдававшая ее неприязнь. Если Эзра, чьи родители жили в самом красивом доме Карсон Миллса, а отец ворочал состояниями, проживала в этой дыре, можно смело держать пари, что никто из «дружков», которых молодая женщина могла завести в своей новой неупорядоченной жизни, не мог испытывать симпатии к родителям, способным бросить свое чадо. Возможно, Эзра не вдавалась в подробности, но, как это часто делают дети, закрепила за родителями дурную роль, не намереваясь ни терпеть их, ни принимать их извинений. Но в случае с Эзрой шериф не мог пенять ей за то, что она выставила родителей циничными вампирами: мать больше всего опасалась сплетен, которые могут пойти о ней из-за дочери, а отец вычеркнул дочь из своей жизни, потому что, в отличие от своих служащих, не сумел приучить ее к дисциплине. Но там все же теплилось нечто настоящее, даже если суждение об Элейн Монро являлось карикатурным и преувеличенным. Ведь это она в результате попросила помощи у Джарвиса.
— Вы знаете, где теперь Эзра? — спросил шериф.
— Да, конечно. Но не рассчитывайте, что я вам скажу!
— Секрет?
— Не хочу, чтобы ее семейка заграбастала ее. Я дала ей слово.
— Она окончательно с ними разругалась?
— Можно сказать, что так. А вы разве не знали? — недоверчиво спросила Лиз.
— Нет, — честно признался Джарвис. — Это из-за нападения, которому она подверглась, когда была подростком? Она так и не простила им, что они не оказали ей поддержки?
Лиз расхохоталась, обнажив желтые зубы, покрытые слоем зубного камня.
— Это самое малое, что можно сказать! Утверждать, что некая вещь никогда не существовала, не значит, что она исчезнет. Эзра никогда не любила свою семейку. Но я вижу, что вы действительно ее хорошо знаете. Мало кто был в курсе той истории.
— Где вы с ней встретились?
— Здесь. Она жила в квартире напротив.
— Да, знаю, в…
Джарвис наклонился, вытащил из кармана брюк старую записную книжку и принялся ее листать.
— Оставьте даты в покое, — прервала его Лиз, — иногда, проснувшись утром, я даже не помню, какой у нас год. Эзра дважды снимала квартиру напротив. Первый раз она заперлась там, когда поняла, что ее мать наняла детективов следить за ней. Потом год спустя, когда убедилась, что может жить спокойно, она вернулась. А этим придуркам даже в голову не пришло, что она может вернуться на прежнюю квартиру.
Джарвис сдавил зубами внутреннюю сторону щеки. Сейчас он чувствовал себя одним из тех «придурков», которые даже не предполагали, что она решит вернуться на старую квартиру.
— Вы были близкими подругами?
— Я была ее лучшей подругой. Да, в сущности, единственной. Как говорят, «подружка в горести и подружка в радости».
— Она продавала свое тело, чтобы заработать на жизнь, правильно?
— Разумеется, не ради удовольствия.
— И чтобы покупать наркотики?
Откинувшись назад, мисс Пигги принялась тихо раскачиваться.
— Вы и об этом знаете.
— Я знаю лишь то, что она подсела во время учебы в университете.
