— Как это случилось?
— Вскоре после визита того типа. Она снова пристрастилась к наркотикам, а в тот вечер… она перебрала с дозой.
— Думаете, она сделала это специально?
— Эзра была не из тех, кто мог перепутать дозу. Настоящая профи. Тот чувак и правда перекорежил ее.
Гораздо хуже, подумал Джарвис. Он посеял в нее свое семя разврата, когда она была еще подростком, невинной и податливой, а потом, много позднее, вернулся, чтобы довершить свое черное дело.
— Она сделала это дома? У себя в квартире?
— Нет, в подворотне, под пожарными лестницами. Она лежала на мешках с мусором, между двумя контейнерами. Нажала поршень шприца — и занавес опустился.
Символика налицо, и когда Джарвис представил себе, до чего она, всегда такая стыдливая, дошла, что отправилась умирать среди отбросов, ему стало тошно.
— Как вы узнали? — спросил он.
— Она подсунула мне под дверь записку. Сучка знала, что у меня сверхурочные в одном из баров и я вернусь поздно ночью, и знала, что когда я ее найду, будет уже поздно.
— Что было в этой записке?
— Только место, где ее найти, и «помни о своем обещании, вечная подружка».
Лиз всхлипнула и тыльной стороной руки вытерла щеку.
— Это был ее почерк, вы его узнали?
— На все двести процентов. Нет, это не притворная смерть с переодеванием, если вы об этом подумали, — решительно ответила она, и в ее голосе прозвучали сдавленные рыдания.
Они постояли немного в сгущавшейся тьме. Джарвис оставил Лиз несколько долларов, чтобы завтра она смогла принести цветы на могилу. Где-то зазвонил колокол, извещая, что ворота кладбища закрываются.
— По крайней мере, вы позволите мне сообщить ее родителям о ее смерти?
Лиз выстрелила в него своими свинячьими глазками.
— Вы и в самом деле думаете, что она бы не обрадовалась при мысли о том, что они узнают о ее смерти? — спросил он.
И тут же подумал, что как бы ни была Эзра обижена на родителей, все родители в мире обладают неотъемлемым правом знать, что их ребенок ушел из жизни.
Лиз замерла в нерешительности, но все же кивнула утвердительно.
— Но ни слова о ее могиле, — предупредила она. — Она заставила меня пообещать, что они не заберут ее тело.
— Договорились.
Когда на улице они расстались, Джарвису показалось, что шум цивилизации стал очень далеким, словно доносящимся сквозь толстый слой ваты, а сам он пьян от охвативших его чувств.
Сворачивая за угол по направлению к своему дому, мисс Пигги обернулась и, вытянув в его сторону палец, воскликнула:
— Помните, Джарвис, вы поклялись!
* * *
Джарвис ехал ночью, вцепившись в руль, словно в истину, сосредоточившись на ленте асфальта, вылетавшей из-под колес и ограниченной светом двух фар, и убеждал себя, что глаза у него красные из-за сильной усталости. Оказавшись дома, он быстро, насколько позволяли его больные суставы, взбежал по ступенькам, не раздеваясь, бросился на кровать и мгновенно заснул. Он надеялся, что жена снова придет к нему, ему требовалось вновь почувствовать ее руку, ему хватило бы даже ее призрака, но он проснулся только от звуков смеха собственных демонов.
Он принял душ, побрился и оделся по-воскресному, на ходу съел кусок черствого хлеба, запивая его горячим кофе, и отправился в южный квартал Карсон Миллса. На этот раз он припарковал свой автомобиль у крыльца виллы Монро, под белыми колоннами и сиреневыми глициниями, свисавшими с выступавших частей портика. Хотя никто ему не назначал, старшая горничная согласилась впустить его и оставила ждать в маленькой гостиной, а сама пошла уточнить, сможет ли Кормак Монро принять его.
— Мне бы хотелось, чтобы Элейн также присутствовала.
— Мадам нет дома, она в жокей-клубе.
— Хорошо. Тогда мистер Монро.
Быстро вернувшись, служанка проводила шерифа до конца длинного коридора со скрипучим паркетом и украшенного семейными портретами, а затем открыла перед ним дверь в библиотеку, служившую хозяину дома кабинетом, куда Джарвис вошел, держа в руках шляпу. В комнате пахло смесью воска и сигарного пепла, и, глядя на высокие, заполненные книгами стеллажи из вишневого дерева, старый шериф внезапно почувствовал себя совсем маленьким и ужасно невежественным. Сидя в кожаном кресле и подписывая какие-то документы, Кормак Монро поднял взгляд и, одарив его любезной улыбкой, вновь вернулся к своим бумагам.
— Прошу вас, шериф, садитесь, я сейчас закончу.
Но Джарвис решил постоять, чтобы немного освоиться. Кормак Монро, как и его жена, сильно постарел. Седые пряди бороздили его безупречно причесанные черные волосы, а морщины, некогда подчеркивавшие продолговатость его щек, превратились в шрамы, нанесенные временем. Джарвис разглядывал Монро, но, не желая показаться невежливым и чтобы придать себе внушительности, он медленно двинулся вдоль стеллажей, где стояли сочинения более-менее известных авторов, пока не наткнулся на романы Дэшела Хэммета, Уильяма Р. Барнета, Дороти Б. Хьюг и Уильяма П. Макгиверна. Чтобы снять напряжение, он взял одну из книг.
— Вас интересует литература? — спросил Кормак Монро, не отрывая глаза от бумаг.
— Да, детективные романы, особенно классические.
В этот раз Кормак поднял голову, посмотрел на книгу в руках Джарвиса, закатил глаза и снова углубился в бумаги.
— Ах, это… Элейн их читает.
— А вы такие не любите?
— Конец всегда разочаровывает.
— Считаете, они далеки от реальности?
— Я предпочитаю серьезные сочинения.
— Вы не правы, в некоторых мрачных детективах есть больше смысла, чем во всех сочинениях академических авторов.
Кормак проворчал сквозь зубы, а его тон не оставлял сомнений, что этот человек не любит ставить под сомнения выученные заповеди. Широким движением подписав несколько бумаг, он захлопнул папку, которая, казалось, весила не меньше, чем какое-нибудь дохлое животное.
— Я в вашем распоряжении, шериф. Чем мы обязаны вашему визиту? — спросил он, усаживаясь на край письменного стола. — Ведь вы, если не ошибаюсь, впервые…
— Нет, но причину, по которой я посетил вас в первый раз, мы все предпочли бы забыть, тогда ваша дочь… Я приходил по просьбе Элейн, почти двадцать лет назад.
Когда в его перегруженной памяти, наконец, зашевелились воспоминания о том печальном дне, Кормак мрачно кивнул.
— Да, правда… Как вы и сказали, я предпочел забыть.
— Но, увы, боюсь, мне снова придется выступить в роли горевестника.
Заинтересованный и обеспокоенный, Кормак наклонил голову.
— Это по поводу Эзры, мистер Монро. Я не могу представить вам неоспоримые доказательства, но, к сожалению, убежден, что ее больше нет.
