В ноябре 2014 года Банк России, похоже, осознав бесперспективность политики поддержания курса рубля в условиях введенных западных санкций и начавшегося снижения нефтяных цен, заявил о переходе к плавающему курсу рубля. Хотя это решение было принято не в самый подходящий момент – давление на курс рубля начало резко расти в преддверии сезона предстоявших высоких платежей по внешнему долгу – и было реализовано не лучшим образом. Не успев сделать это заявление, Центробанк возобновил практику валютных интервенций, оно было стратегически верным, и правильность этого решения была подтверждена весьма быстро – уже в конце января 2015 года ситуация на валютном рынке начала быстро меняться к лучшему.
С одной стороны, после прохождения пика платежей по внешнему корпоративному долгу в декабре 2014–январе 2015 годов спрос на валюту со стороны российских банков и компаний, занимавших деньги на внешних рынках, резко упал, а введение Банком России в практику своей работы кредитования банков в валюте (валютное РЕПО) позволило многим экспортерам закрыть дефицит валютной ликвидности и снизить свой текущий спрос на валюту.
С другой стороны, повышение российскими банками процентных ставок по рублевым депозитам в конце декабря 2014–январе 2015 годов вслед за тем, как Банк России повысил свою ключевую ставку до 17 %, совпало с началом периода повышения нефтяных цен и привело к изменению сберегательного поведения населения, которое перестало покупать валюту (а с середины весны стало активно ее продавать) и стало наращивать рублевые сбережения. (Ровно так же население реагировало на повышение ставок по банковским депозитам весной 2009 г., и странно, что Банк России не понял этого раньше.)
В первом полугодии прошедшего года нефть медленно, но уверенно, подрастала в цене и к началу лета превысила отметку $ 65/барр. На этой основе платежный баланс России стабилизировался. Хотя платой за равновесие стало резкое падение импорта товаров и услуг и падение потребления российского населения, равновесное состояние платежного баланса привело к тому, что новая волна снижения цен на нефть, начавшаяся в середине прошлого лета, и последовавшая вслед за ней 50 %-ная девальвация рубля не привели ни к ажиотажному росту спроса на валюту, ни к панике на финансовых рынках. И реальный сектор российской экономики, и российское население приспособились к новым правилам курсообразования и к новому уровню курса рубля, достаточно спокойно переживая все происходящее с рублем.
В такой ситуации целесообразность активных действий Банка Росси по сдерживанию ослабления рубля вызывает сомнения. С одной стороны, власти уже признали, что нынешний уровень валютных резервов если не является минимально допустимым, то точно не позволяет проводить массированные валютные интервенции в поддержку рубля; тем более проводить интервенции, направленные, по сути дела, против мирового рынка нефти. В последнее время рубль стал практически стопроцентно нефтяной валютой – изменения его курса, начиная с 2013 года, на 92 % объясняются изменением цен на нефть. С другой стороны, при стабилизации курса рубля неизбежно будет один крупно проигравший – федеральный бюджет, зависимость которого от нефтегазовых доходов была всем хорошо известна, но который не сделал ничего для повышения своей устойчивости. В результате, если российская экономика нашла свое равновесие и при курсе 70 руб./$, и при курсе 75 руб./$, и при курсе 80 руб./$, то чем ниже уходят цены на нефть, тем больше становится дыра в доходах федеральной казны.
Хотя все привыкли смотреть на нефтяные цены в долларовом выражении, на самом деле федеральный бюджет зависит от рублевых цен, т. е. от произведения мировой цены на курс рубля. На графике 16 хорошо видно, что по-настоящему привыкание российского бюджета к высоким ценам на нефть произошло после 2011 года, когда российский платежный баланс стал равновесным и Банк России де факто перешел к плавающему курсу рубля. Тогда рублевая цена URALS не только ушла выше 3000 руб./барр., но и продолжала свой рост до начала 2014 года. В бюджете 2016 года эта величина заложена на уровне 3050 рублей ($ 50/барр. и 61 руб./$), что в сентябре могло рассматриваться как консервативная оценка, по нижней границе среднесрочного коридора 3000–3500 руб./барр. (фактическая рублевая цена первого полугодия была 3276 руб.). Но во втором полугодии эта величина упала до 2915 руб., а в четвертом квартале – даже ниже 2700 руб. Соответственно стабилизация курса рубля при снижающихся и даже при текущих ценах на нефть приведет к тому, что недостаток доходов у федерального бюджета не будет снижаться и даже, может, будет нарастать
[46].
График 16.
Рублевая цена нефти URALS, 2007–2018 гг. (руб./барр.)
Исходя из всего сказанного, готов предположить, что ни в Кремле, ни в Белом доме, ни тем более на Неглинной сегодня всерьез не рассматривают возможность массированной поддержки курса рубля за счет растрачивания валютных резервов. При относительно плавной динамике курса ни отметка 80, ни 85, ни 90, ни (страшно сказать) 100 рублей за доллар не станет тем триггером, который может спровоцировать возврат к тому, от чего с таким трудом отказались. Подтолкнуть к попыткам стабилизации курса национальной валюты (так же, как и к попыткам ввести какие-либо валютные ограничения) может спровоцировать резкое падение (на 20-30-40 %) курса рубля в течение короткого времени (как, например, это было в начале декабря 2014 г.). Но представить себе такое падение в нынешних условиях, когда задолженность банковской системы перед Банком России по рублевым кредитам устойчиво снижается, я не могу. Играть против рубля можно, только получая дешевую рублевую ликвидность от Банка России. А сегодня ни Банк России не намекает на правильность такой политики, ни банки не демонстрируют готовности сыграть против национальной валюты. А посему…
Не буди лихо, пока оно тихо – гласит русская поговорка. На валютном рынке сегодня “тихо”, и я не понимаю, чем это не устраивает российские власти?
О чем молчит Банк России
2018
Два больших интервью, которые дала на днях председатель Банка России Эльвира Набиуллина, заслуживают того, чтобы их прочитать, если вас интересует состояние российской экономики и политика денежных властей. Во-первых, Набиуллина редко удостаивает широкую публику своим вниманием. Во-вторых, когда это случается, журналисты зачастую не имеют понятия о тех темах, о которых они спрашивают; но на этот раз – два вполне профессиональных интервью, “Ведомостям”
[47] и Reuters
[48], позволяют слегка приподнять завесу тайны над тем, о чем думают люди на Неглинной улице. При этом нужно помнить, что руководителям центральных банков язык (как и дипломатам) дан для того, чтобы скрывать свои мысли. Как говорил бывший председатель ФРС США Алан Гринспен: “Если вы поняли, что я сказал, значит, я не очень точно выразился”. Поэтому в интервью Эльвиры Набиуллиной важно фиксировать внимание не только на мелочах, но и на том, чего она не сказала.
