Хит визгливо засмеялся; Чендлеру подумалось даже, что у него не все дома.
– Безопасно, говорите? Так вы же сами купились на его вранье и отпустили!
– Его показания полностью совпадают с вашими.
– Не может быть.
Чендлер дернул металлическую задвижку на двери камеры. Хит стоял, прижавшись к двери, цепочка с крестиком туго обтягивала его сальную, потную шею.
– Во всех основных моментах.
– Например?
Чендлер улыбнулся.
– Не могу вам сказать.
– То есть вы будете держать меня здесь и ждать? Пока он не проникнет сюда и не закончит начатое?
– Есть установленная процедура…
– Да в задницу ваши процедуры! Вы просто тянете время, пока его ищете. Не найдете – припаяете все мне. Что я, не знаю, как это бывает? А про презумпцию невиновности слыхали? Или начхать?
– Этот разговор имел бы смысл, если бы вы не попытались угнать машину. Так что повод для задержания у нас веский.
– Вот как? А на кой мне угонять машину? Я спасался от убийцы, понимаете? Я не преступник. – Хит замолчал и начал перебирать пальцами цепочку, закручивая и раскручивая ее. – Ну ладно, было одно нападение по пьяни. Когда оскорбили моего приятеля. Если что, они тоже были вдрызг.
Чендлер пристально следил за подозреваемым, но однозначных выводов сделать не мог. Да, он потел, как будто знал за собой вину, но только сверхчеловек не запарился бы в бетонной камере с полным отсутствием вентиляции (крошечное квадратное окошко не в счет). Кругом – стены, пропитавшиеся грехами прошлых задержанных. Распаляясь, Хит начал задыхаться и все надувал покрасневшие щеки. Наблюдая это резкое, агрессивное поведение, трудно было не подумать, что перед тобой убийца.
– Короче, врезал я хорошенько, да и все, – продолжал Хит. – Ни ко мне претензий, ни у меня. А управляющий все равно вызвал копов.
Посмотрев на Чендлера, он вдруг замолчал. Видимо, по взгляду понял, что ничего не добьется.
– Вы совершаете ужасную ошибку. – В голосе Хита прорезалась угроза. – Погодите, вот только я выйду отсюда…
Чендлер ждал, что он вот-вот взорвется и в гневе выдаст себя. Как было бы удачно покончить со всем этим до приезда Митча и избежать собственного наказания.
– Я натравлю на вас своего – да какого угодно – адвоката. И политикам растрезвоню. Да, меня предупреждали, что на западе сплошные психи, готовые от нечего делать всадить в тебя нож, но чтобы весь город…
Хит продолжал сыпать угрозами; слюна сгустками налипала на пересохшие губы. Когда гнев иссяк, он впал в отчаяние и стал долбить ладонью по стене.
– Мне попить-то хоть принесут? И кондиционер включите, гады. У меня, между прочим, тоже права есть.
– В том числе право хранить молчание, – заметил Чендлер и ушел.
Увы, разговор ни к чему не привел. Сержант надеялся вот-вот услышать нечто, что подтвердит его подозрения. Вместо этого были только ругань и полубезумные возгласы.
* * *
Чендлер заперся у себя в кабинете и заново прокрутил сделанную утром запись, внимательно вслушиваясь в голоса.
Голос Гэбриэла к этому моменту уже почти стерся в памяти. Услышав его вновь, Чендлер ощутил неприятный холодок в животе. Зачем он его отпустил? Но не мог же он тогда знать последствий. Он прослушивал запись допроса, пытаясь вспомнить поведение Гэбриэла, уловить расхождения в их с Хитом показаниях, противоречия и признаки неуверенности, которые позволили бы вывести одного из подозреваемых на чистую воду.
Вот Гэбриэл объясняет, почему отправился с побережья в глубь континента. Вкрадчивому голосу, звучавшему с пленки, хотелось верить: то ли из-за ровного, убаюкивающего тона, то ли просто оттого, что этот рассказ Чендлер услышал первым. Так бывает, когда после кавер-версии оригинальное исполнение уже не воспринимаешь.
Запись продолжалась. «Лучше бы Хит уехал», – говорит Гэбриэл с печалью в голосе. С искренней печалью. Описание автомобиля точно такое же, как и у Хита: цвет, состояние – все сходится. А затем – фраза: «Убийца представляться бы не стал… Или как?»
Чендлер нажал на «стоп».
Убийца представляться бы не стал…
Сказано так уверенно, словно Гэбриэл знает наверняка, как повел бы себя маньяк.
Чендлер продолжил воспроизведение. Вот они едут все дальше по трассе, Хит отговаривает от остановок, мол, дальше есть места получше и поденежнее. Вода со странным привкусом и подробное описание потери сознания. Сарай, наручники, кандалы, верстак, инструменты. Все очень четко.
«Ты – пятьдесят пятый». Попытка сбежать. Ярко-красные отметины на запястьях и ладонях (причем у второго такие же) от наручников. Хит за столом, заваленным картами и бумагами; распятие на стене. И снова очень подробно. Побег через лес, могилы. Падение. Вот Гэбриэл очнулся, увидел Хита рядом и бросил его, не удосужившись проверить, жив ли тот. До Уилбрука добрался на велосипеде.
Странное решение. Пожелай Чендлер соврать, он бы выбрал что-то иное. С другой стороны, отследить такой способ передвижения очень трудно. К тому же расстояние от холма Гарднера до города довольно приличное. Человек, спасающийся от маньяка, наверняка додумался бы до чего-нибудь получше.
Например, попытаться угнать машину…
Запись закончилась, однако Чендлер продолжал прокручивать в голове то, что Гэбриэл говорил потом, по дороге в гостиницу: ни дома, ни родных, не привязанностей.
Он откинулся на спинку кресла, раскладывая все по полочкам: чему можно верить, чему нельзя, что кажется подозрительным. На первом месте, конечно же, замечание «убийца представляться бы не стал…». Слишком необычное, слишком уверенное. Далее – неожиданно подробное описание сарая и дома, включая распятие на стене. Очень четко, столько в панике не разглядишь. Возможно, он уже бывал в том доме? С другой стороны, от страха внимание у Гэбриэла могло обостриться, вот и запомнилось.
Освежив показания первого подозреваемого, Чендлер включил запись допроса Хита. Первое, что настораживало – отсутствие внятного объяснения, зачем он ехал в сторону Уилбрука, как будто все сочинялось на ходу. Дальше рассказ продолжался один в один, вплоть до момента отравления. Потом повествование стало куда сумбурнее: как он очнулся, как выбрался, как сбежал; деталей тоже поубавилось, их вытеснил страх. Голос Хита дрожал от одного воспоминания, как будто его снова упрятали в сарай, приковали к стене и оставили один затупленный топорик. Сумбур вполне объяснялся действием наркотика, но все это могло быть уловкой, попыткой скрыть подробности, чтобы выставить себя невиновным.
Описание побега тоже было скудным на подробности: Гэбриэл за столом, могилы, драка, падение. Очнувшись, Хит убежал. В дальнейшем рассказе Чендлера сильнее всего беспокоило то, с какой злостью тот отреагировал на обвинение в попытке угона, с каким рвением настаивал на том, что это вынужденный поступок. Поведение Хита на допросе и в камере выдавало буйную натуру, а цепочка у него на шее напоминала о распятии, висевшем, по словам Гэбриэла, в доме.
